Все цвета радуги
Шрифт:
– Вы с Рангаром, конечно, умнее меня, и вам виднее… – Она замолчала, кусая губы и о чем-то напряженно размышляя. – Но, если дела обстоят так, чего мы медлим?
– Мне кажется, прежде нам следует все хорошенько обсудить, – осторожно вступил в разговор Рангар. – Чтобы, значит, действовать с минимальным риском для себя и… нашего сына,
Огонь в глазах Лады чуть смягчился.
– Значит, ты признаешь, что это наш сын? – спросила она.
– Скажем так: у меня остаются некоторые сомнения, но я доверяю твоему материнскому сердцу.
– Сомнения! – фыркнула Лада, как
– Нет, конечно… – Рангар растерянно развел руками.
– Но! Ты ведь хотел сказать: “Но!”. Это написано у тебя на лбу большими буквами.
– Хорошо, малыш, давай попробуем избавиться от этого “но”. Я еще раз – клянусь, в последний! – заговорю о своих сомнениях. Ладно, о шраме ты не знаешь. Но посмотри на его ладони! Вот здесь, здесь и здесь у него после тренировок образовались мозоли… это ведь ты помнишь? Сейчас мозолей нет. Что ты на это скажешь?
Казалось, на какие-то мгновения Ладу одолели сомнения. Но тут она упрямо тряхнула головой:
– Это мой сын, Рангар. А если ты отказываешься от отцовства…
– Не мели ерунды! – сердито бросил Рангар. – Давай по-другому: вот скажи мне, Олвар, ты хорошо помнишь свое прошлое?
– Нет, – легко признался мальчик. – Я вообще ничего не помню из того, что было до похищения. Но зато знаю, что со мной сделали. Однажды Железный… тот, к которому я был прикован, сказал человеку по имени Балеар: “Как ты думаешь, щенку хорошо стерли память?” – на что тот ответил: “Не сомневайся, я сам проверял. Оставили только набор основных рефлексов, речь и с десяток наиболее ярких воспоминаний”.
К любви и нежности в глазах Лады добавилось еще сострадание.
– Бедный ты мой… – прошептала она.
– А какие воспоминания тебе оставили, Олвар? – спросил Рангар, подавшись вперед. – Что ты помнишь?
– Помню маму… тебя. Помню, как мама целовала меня перед сном, а ты носил на руках… когда я был маленьким.
Лада, едва подавив готовые вырваться рыдания, прижала голову мальчика к груди.
Рангар, переглянувшись с Зоровым, пожал плечами.
– Будем считать эту тему закрытой, – мягко произнес Зоров, коснувшись плеча Лады. – И нам надо продолжать обсуждение наших дальнейших планов. Знаешь, Лада, я целиком согласен с тобой, что нам нельзя терять времени и надо как можно быстрее отправляться в путь.
Мальчик вдруг встал с кровати и протянул Зорову руку.
– Что это ты?.. – опешил тот.
– Цепь… где твоя цепь? Я же снова пойду прикованный?
Зоров так растерялся, что проглотил все слова. Рангара тоже будто бревном по башке шарахнули, но все же он смог выдавить из себя:
– Почему… почему ты так решил?!
– Потому что по своей воле я не пойду. Не желаю. Нам с мамой и здесь хорошо. Правда, мам?
Лада только и смогла, что кивнуть – дар речи покинул и ее.
– Тогда и спорить нечего. Мы с мамой останемся, а вы идите. Когда дойдете до своей Зеленой Дороги, вернетесь назад и заберете нас с мамой домой.
Зоров подумал, что происходящее отдает дурным сюрреализмом, и произнес, тщательно взвешивая слова:
– Мои
Он подошел к двери и выглянул в коридор. Гдара застыла у противоположной стены и смотрела на Зорова.
– Нам нужна вода, еда и парочка матрасов, – негромко произнес Зоров. – Мы переночуем и завтра покинем вашу благословенную обитель.
Женщина кивнула и заторопилась прочь. Зоров вернулся в комнату. Атмосфера там царила еще та: Рангар вышагивал из угла в угол, а Лада, сидя на кровати, что-то шептала мальчику на ухо, и он улыбался и кивал головой.
Сюрр, в который раз повторил про себя Зоров, дурной, дурацкий сюрр… А вдруг – не сюрр? Вдруг – хитромудрый план? Для того, чтобы задержать их? Так-так… Это в корне меняет ситуацию…
Додумать он не успел – Гдара принесла матрасы и постели, и вскоре четверо путников расположились ко сну. Первыми уснули, крепко обнявшись, Лада и Олвар. Рангар бесшумно встал и, дотронувшись до плеча Зорова, выскользнул в коридор. Зоров оказался там через секунду и шепотом рассказал Рангару о своих предположениях.
– Нечто подобное приходило в голову и мне, – сумрачно произнес Рангар. – Давай помыслим логически об альтернативах. Ладу здесь я не брошу. Таскать за собой мальчишку на цепи – кем бы он ни был! – я не позволю. Что у нас остается?
– Сам знаешь, – проговорил Зоров. – Психотропное воздействие. Точнее, его попытка, ибо если клону Олвара ввели программу в базисные слои подсознания, то у нас ничего не получится. Необходимы стационарные ментаскопы и пси-сканеры… да и много чего другого. Но попытка – не пытка.
Попытка в самом деле не оказалась пыткой. Она оказалась кое-чем гораздо худшим. Миной замедленного действия.
…Вокруг горели костры – много костров. Сотни, тысячи костров. Костры подогревали чаны, в которых пузырилась вязкая темная жидкость с характерным запахом. Еще в чанах имели место грешники. Они жалобно стенали, высовывая бледные головы из кипящей смолы, и злые азартно-веселые черти лупили их по чем попадя – чтобы, значит, загробное существование раем не казалось. Зоров ощущал себя идущим сквозь это безобразие, но ничего не предпринимал (или не мог предпринять?). Черти пропускали его – правда, как-то странно косились, – но в основном его никто не беспокоил. Потом он подошел к громадным аспидно-черным Вратам, и сам Вельзевул спросил громовым голосом:
– Ты хочешь войти туда? Куда даже я входить не смею?
– Да! – твердо ответил Зоров.
– Ты смел, человек… Ну что ж, входи!
Врата распахнулись, и белая вспышка, соединившая весь спектр, ослепила его, но он успел увидеть прорезающую океаны света и тьмы, убегающую в бесконечность Зеленую Дорогу, и чью-то маленькую фигурку, одиноко бредущую по ней… Он рванулся следом… и упал, отброшенный невидимой могучей преградой.
Зоров проснулся, словно от толчка. Сердце колотилось о ребра, будто он только что пробежал марафон. Во рту стоял неприятный железистый привкус. Господи, опять кошмар…