Все демоны моего мужа
Шрифт:
Подруга протянула мне свой телефон, на экране которого было запечатлено уже знакомое мне небольшое здание местного музея. Только оно было все действительно расписано стилизованным ярким граффити. Рисунков не было, только надписи. Со стен музея они громко кричали: «Angele mi, duce te, es ante me, et ego post te», «In hac spe vivo!», «Debellare superbos», «Est quaedam flere voluptas»...
Меня почему-то действительно уже затрясло:
— И что это значит? Эти надписи?
Лия пожала плечами:
— Я поняла только самую длинную, кажется, это слова из молитвы. Что-то
— Лия, с чего бы мальчишкам писать граффити на латыни?
— Да кто их знает? Может, какая секта сатанистов? Ты же знаешь, в молодежной субкультуре чего только не встречается. Не бери в голову, я хотела тебя повеселить, а вовсе не расстроить. Тем более, мы вчера хоть и намучались, но все уже смыли. Хочешь, я и из телефона удалю? Получится, что ничего и не было.
— Лучше перешли мне, — попросила я. Отчего-то мне было важно знать, что написали неведомые мне сатанисты на стенах музея. Словно это было послание именно мне. А вовсе не Татьяне Романовне.
— Хорошо. Оп! Сделано.
Лия, торопливо чмокнув меня в щеку, убежала по каким-то своим делам, я осталась в доме одна. Словно моментально включилась тишина, Старый дом, обхватив себя за плечи, свернул в себе жизнь и задремал. Я открыла фото и полезла в поисковик переводить значение фраз. Они были все какие-то не связанные между собой. «Подавляй гордыню непокорных», «В слезах есть наслаждение», и прочая нелепица в том же духе.
— Действительно, умильная подростковая глупость, — сказала я сама себе, и поругала за чрезмерную настороженность.
Затем походила немного по скрипучим половицам, поправила кочергой разгорающиеся в печке дрова. Впереди был целый зябкий день, и ничто не мешало мне устроиться у печки с ноутбуком и наконец-то хоть что-нибудь написать. Я подумывала о том, что неплохо бы сочинить сказку про Деву Гнева, но так как сама не совсем понимала эту запутанную легенду, то никак не могла взяться за неё. В то же время голова моя была забита новыми вводными, и старая история про капризную принцессу Иголочку отодвинулась куда-то на периферию сознания. Поэтому я сделала единственное возможное в этот момент. А именно открыла пасьянс «Косынку» и увлеченно заклацала по открывающимся картам. «Косынку» я уже не трогала сто пятьсот лет, может, поэтому забытый пасьянс показался мне невероятно увлекательным. По крайней мере, он позволял моим мыслям двигаться лениво и бесконтрольно, что в нынешней напряженной ситуации было как нельзя кстати.
Словно толчок в затылок. Я почувствовала, что в комнате есть кто-то ещё. Первобытное ощущение бессознательного страха не дало мне оглянуться. Словно если до того момента, пока я не увижу это пугающее нечто, его не будет существовать. Но тут же вслед за взглядом, качнувшим мой затылок, раздался уже знакомый, сдерживаемый в горле голос:
— Это я. Не бойся.
Я медленно повернулась. Он стоял на пороге — в теплой клетчатой рубахе, старой дубленой жилетке мехом наружу, просторных джинсах и серых, сильно замазанных землей кроссовках. В руках он держал целый сноп каких-то странных, чуть поникших запоздалых цветов.
— Это тебе, — и протянул мне цветы. Я встала, машинально взяла букет, и молча пошла искать банку, способную вместить этот прощальный осенний подарок. Во мне боролись смятение, радость и стыд, и почему-то я не могла вымолвить ни слова. А вот Шаэль был сегодня на удивление разговорчив.
— Лиза, мы не можем делать вид, будто ничего не случилось.
Я тупо, все так же молча, кивнула. На самом деле, мне очень хотелось делать именно такой вид — будто ничего не случилось, но я уже была достаточно взрослая, чтобы понимать, что это невозможно. Ты можешь лгать сама себе, но если в деле замешан кто-то второй, или третий, или пятый, очевидное придется признать рано или поздно.
— Чаю? — наконец-то спросила я, поперхнулась этим коротким словом, и закашлялась.
Шаэль кивнул, по-хозяйски подошел к столу, взял чистую чашку и налил в нее горячий настой. В комнате шумно запахло мятой. Он сел на один из оранжевых диванов, с удовольствием отпил из чашки, и блаженно зажмурился.
— Тепло.
— А как у тебя там, в горах? — завела я светскую беседу, пытаясь отложить неизбежный разговор, в котором понятия не имела, что говорить.
— Печка старая. Больше дымит, чем греет, — словно пожаловался Шаэль.
— А в Доме.... — я осеклась, потому что не хотела давать ему повода говорить о вчерашнем вечере.
Но он понял.
— Я не могу жить там один. Так неправильно. Это дом для любви, а не для пережидания холодов.
Я забыла предосторожность, потому что именно в этот момент меня пронзила одна догадка.
— Значит, кулон может активироваться только там?
— Наверное, — рассеянно сказал Шаэль.
Чувствовалось, что его занимает совершенно другое. В то же время, у него был вид человека, который долго мерз и наконец-то начал отогреваться. Я, предположив, что прилив навязанной мне извне страсти, сейчас не грозит, расслабилась.
— Ты же понимаешь, что мы стали просто жертвами обстоятельств? — спросила его. — Нам просто нужно выйти из этой ситуации, и никогда её больше не вспоминать.
Шаэль посмотрел на меня с невиданным гневом. Меня словно отшвырнуло в сторону от этого его взгляда.
— Может, ты для разнообразия хочешь узнать, что я об этом думаю? — отставив чашку, со злым и в то же время веселым напором проговорил он.
Я удивилась:
— И что ты думаешь?
Он встал, не приближаясь ко мне, прошел по комнате туда-сюда, скрипя половицами, наконец-то остановился и твердо, чеканя каждое слово, сказал:
— Ты разводишься. Я тебя забираю. Мы уезжаем туда, где нас никто не найдет. И, Лиза, — он все-таки подошел ко мне, и посмотрел прямо в глаза. — Я беру за тебя ответственность на себя.
Рот у меня, очевидно, был открыт уже не одну секунду, когда я спохватилась, что вид имею невероятно дурацкий.
— И ты серьезно думаешь, что я уеду непонятно куда с практически незнакомым мне человеком?
Он серьезно кивнул.
— Да, и прямо сейчас. Твоим друзьям мы можем оставить записку.