Все девушки любят опаздывать
Шрифт:
Я потупилась, уговаривая себя не встревать, отчего очки китайского летчика едва не свалились на кучу скрученных в трубочку резюме, присланных по факсу мне на рассмотрение. Было бы клево, если бы очки без моей помощи сумели разобрать бумажки!.. Но они умеют только чутко реагировать на уровень алкоголя в крови. Вечно норовят свалиться в тарелку, в постель или просто на пол…
— Мэл Гибсон — полный отстой, — дерзко гнула свою линию новенькая, которой море было до ботфортов. — Он старпер, с него же песок сыплется!
— Юлька, ну скажи хоть
— Мм… не знаю, мне лично больше Хью Грант нравится. В нем есть аристократическая утонченность. Не понимаю, почему ему постоянно поручают отрицательные роли каких — то мозгляков? — вопросила я потолок.
— Ой, Хью Грант… его же соплей перешибешь, — в свою очередь, засомневалась Ленка. — У моего Гибсона один бицепс шире его торса!
— А мужское достоинство измеряется не бицепсами, — снова встряла подстрекательница Гладкова. — У мужчин, знаешь ли, дорогая, имеется такой мускул, который…
Мне так и не удалось узнать ее выводов относительно мужских достоинств и недостатков, поскольку я нетвердой походкой направилась в туалет.
Французский коньяк — очень коварная штука. При всей своей вкрадчивой, обманчивой мягкости он ударяет по мозгам гораздо круче водки… Сначала ты бодр и весел, потом вдруг обнаруживаешь, что голова твоя в кромешном тумане, а ноги не держат. Менее всего мне хотелось в таком состоянии попасть на глаза Илоне Карловне, но, как говорится, кто чего боится, то с тем и случится!.. Мы столкнулись лоб в лоб, и не только с грозной птицей, но и с субтильным Ткачом, худеньким блондином, вылетевшим из ее гнезда.
— Ой!
— Малиновская, чего вы слоняетесь по коридору? Вам больше нечем заняться? — приструнила меня директриса.
— Как же нечем? Я уже запарилась разбирать резюме! Вы себе не представляете, сколько претендентов борется за право занять вакансии торговых представителей! Их собралось совершенно невероятное количество! — Мой язык болтал сам по себе.
— Малиновская, Малиновская, — распевно, на разные лады, повторил мою фамилию Ткач и одарил меня задумчивым взглядом. — У вас, милая девушка, очень красивая, благородная фамилия!
— Господи, Андрей, что ты выдумываешь? — нервно возразила Илона Карловна и потянула спутника за локоть. — Пойдем уже!
Но Ткач уперся как баран, прямо — таки прирос к полу.
— Не скажи, Илочка! Я не выдумываю: Малиновская — это старинная дворянская польская фамилия, в Сибири она встречается крайне редко.
— Ну да, естественно, ведь мой прадед был поляком! — изрекла я заведомую ложь и, стараясь закрепить произведенное на Ткача благоприятное впечатление, сняла очки, демонстрируя очарование искусно накрашенных глаз. Кстати, мои глаза меняют цвет в зависимости от освещения. Бывают серо — голубыми, зеленоватыми, а иногда становятся темно — синими, как море в пасмурный день.
Фокус удался: я нарвалась на новый комплимент. Естественно, без очков Илонкин поклонник показался мне воплощенным совершенством: куда до
— И как же вас зовут, пани Малиновская? — Совершенство смаковало мою фамилию.
— Юлия, — улыбнулась я, слегка покачнувшись, и облизнулась, безотчетно подражая жантильной Гладковой.
— О, Юлия?! У вас и имя польское! — восхитился ослепительный блондин Ткач, у которого не только волосы, но и брови с ресницами были белыми. — Я понял, кого вы мне напоминаете! Фрекен Жюли! Та же порода.
— Фрекен?.. — изумленно вскричала я. Насколько мне известно, Август Стриндберг — драматург, написавший пьесу «Фрекен Жюли», был шведом, а не поляком. А еще он был мизантропом и женоненавистником, недаром придумал для своей героини ужасно незавидную судьбу. Бедняжка засиделась в старых девах, от отчаяния отдалась лакею и покончила жизнь самоубийством. Да уж, подобное сравнение нельзя не признать сомнительным…
— Юлия Владимировна — рядовой менеджер по рекрутингу. — Илона Карловна произнесла слово «менеджер» так пренебрежительно, будто оно означало «младший помощник старшего уборщика». И бросила тень на мою репутацию, добавив, что я со своими обязанностями справляюсь посредственно.
Вот ведьма! Старайся, работай после этого… Я спряталась за очками, а господин Ткач ободряюще — широко улыбнулся, обнаружив дефект прикуса: его передние зубы выпирали вперед, как у кролика, а соседние резцы прятались между ними и крупными клыками. Эта вампирическая улыбка совсем не вязалась с его славным, добродушным характером.
— Ах, Илочка, кто в молодости горит желанием работать? О чем ты говоришь?! У Юленьки наверняка другие интересы — свидания, увлечения. — Он дружелюбно и покровительственно потрепал меня по плечу. — Ничего, доживете до наших лет, образумитесь!
— При чем тут годы, Андрей? — гневно передернулась Илона Карловна. — Я, к примеру, и в семнадцать лет не была разгильдяйкой, не опаздывала на работу и сейчас держу себя в черном теле!
Но Андрей будто не слышал ее саморекламы, продолжал рассуждать о животрепещущем национальном вопросе:
— Матка Боска Ченстоховска! Кого только не занесло в Сибирь: венгры, поляки, немцы, чехи, — кажется, вся Европа закалялась на сибирских морозах…
— Да, закалялась, как сталь! — с готовностью подтвердила я, утратив бдительность под воздействием коньяка.
— А вас, Малиновская, никто не спрашивает, — окончательно вышла из себя Илонка. — Хватит прохлаждаться! Куда вы собрались?
Я залилась краской стеснения, а разъяренная директриса каркнула во все воронье горло:
— Вот и ступайте!!!
— Подождите, Юленька, возьмите мою визитку. — Господин Ткач протянул мне карточку. Даже не протянул, а буквально протиснул ее в щель закрывающейся туалетной двери.
— До свидания, — пискнула я из — за двери, боясь высунуть нос, чтобы больше не раздраконивать Каркушу. Но приятный блондин продолжал общение: