Все девушки любят опаздывать
Шрифт:
— Ну, милая моя, я ведь сейчас не на работе.
— Понимаете, я попала в западню!..
— Хм, понимаю, — непонятно чему усмехнулся Ткач.
— Нет, вы не понимаете! Это настоящая западня, крайне неприятная — с мышами и крысами! Я нахожусь в подвале, за городом, здесь сыро, холодно и темно!
— В подвале? За городом? Как же вас угораздило?
Я запаниковала: слышимость ухудшилась, батарейка явно подыхала, надо было как можно скорее и четче изложить просьбу, убедительнее подать сигнал бедствия:
— Я вам все потом расскажу. Сейчас вам надо
Он не успел ответить — связь прервалась, экран телефона потух. Я опять осталась в полной тьме, во мраке заточенья. Такие же ощущения, наверное, испытывают летучие мыши при свете солнца. Между тем обыкновенные бескрылые серые мыши оживленно пищали и гоношились, почуяв добычу. Неужели меня ждет участь княжны Таракановой?! Эх, лучше бы я позвонила Красновым или Маркелу — они, по крайней мере, кровно заинтересованы в нахождении мадам Крымовой, будь она неладна!.. Да, наивно надеяться, что чужой человек поднимется с постели среди ночи и ринется рыскать по дремучему лесу в поисках меня…
Я совсем сникла и утратила представление о времени. В пустом желудке урчало, из носа капало, мыши копошились прямо у моих ног и чресел, но я не шевелилась — сжалась в комок, усевшись на корточки и прислонившись спиной к двум трубам — горячей и холодной, и ждала, когда придет рассвет. Потому что даже самый чахлый, самый блеклый солнечный лучик старается украсить землю, и при его свете погибать как — то легче, веселее.
Клацнула задвижка двери, и в мой подвал пожаловал Виктор. Он держал перед собой зажженную свечу, и она придавала ему сходство с монахом.
— Ну чего, ищейка, притаилась? — спросил он насмешливо. — Ты еще живая?
Я промолчала. Он подошел и, схватив меня за лацканы пальто, приподнял над землей:
— Вставай, у Аллы Сергеевны есть к тебе разговор.
Встать сразу не получилось: ноги занемели, затекли и отказывались подчиняться. Громиле в камуфляже пришлось тащить меня волоком, примерно тем же манером, как я когда — то таскала Сашу.
— Тяжелая, зараза! — ругался он.
— Вы ответите за то, что морите людей в холоде и голоде! — крикнула я с отчаянием смертника, которому нечего терять.
— Что ты мелешь? Перед кем я отвечу? — хохотнул громила.
— Есть и Божий суд!
— Вот бы я, атеист, Божьего суда боялся! — опять хохотнул Виктор и сбросил меня на землю. — Фильтруй базар, коза. Ты сейчас сама за все ответишь: кто тебя подослал? Чего приперлась?!
Вход в подвал находился с тыльной стороны дома, и до парадного подъезда орангутанг подгонял меня бесцеремонными тычками в спину. Потом, распахнув дверь, втолкнул в холл.
Алла Крымова полулежала на диване в позе Махи и ела виноград. Она неторопливо отщипывала отборные янтарные ягодки, клала их в рот и смаковала. Обожаю виноград. Осень кончается, а я себя так и не побаловала фруктами, не напитала организм глюкозой
— Проходи, — предложила Алла, не меняя удобной позы.
Я подошла к камину и приготовилась прыгнуть в огонь, чтобы хоть чуточку согреться. Стояла и лихорадочно тряслась, как загнанный заяц. А Виктор с Аллой мерили меня пристальными, царапающими взглядами. Нашли себе экспонат для изучения…
— Почему ты ожидала увидеть здесь Кирилла? — наконец спросила Крымова.
— П-потому что он т-тоже п-пропал. — Губы плясали, кривились, и зубы против желания стучали. — В-все думают, что вы вместе… вас вместе ищут.
— Когда он пропал? — приподняла Алла одну бровь.
— В тот же д-день, с-сразу после выставки п-пропал. — Я прикусила губу, потому что так унижаться, заикаясь и трясясь, было просто невыносимо. Я отвернулась и протянула руки к огню.
— Витюша, подай ей стул, — распорядилась Алла Сергеевна. — Тебя зовут Юлия Малиновская?
— Да, откуда вы знаете?
— Юля, — продолжала Алла, не удостоив меня ответа, будто и не слышала вопроса. — Ты должна мне рассказать все, что знаешь о Кирилле, иначе…
— Иначе — что? Станете меня жечь каленым железом? — полезла я на рожон.
— Нет, я жечь не буду. — Крымова сделала ударение на «я» и несколько смягчила интонацию. — Просто он мне не безразличен.
— Да, знаю: вы были его натурщицей, а он из — за вас напился до полусмерти, чуть не плакал, и падал на меня, и не хотел идти домой, потому что там вас нет, — торопилась я высказать все, что мне было известно об этой дрянной истории, в которую я влипла ненароком. — Никто не знает, где он! Кирилл больше не появился ни в квартире, ни в мастерской. А Сашу избили!
— Какого Сашу? — Алла, в отличие от меня, сохраняла полную невозмутимость, но поглощать отборный, полезный виноград, содержащий большое количество глюкозы и фруктозы, перестала. Глядя на виноград, я невольно сглотнула набежавшую слюну, прежде чем ответить:
— Фотографа Александра Анисимова зверски избили!
— А, фотографа… с ним правильно поступили. Это я приказала проучить его и изъять камеру с пленкой. Мне нужно было выиграть время у охраны, чтобы скрыться.
— А зачем вам было скрываться?!
— Мы договорились встретиться с Кирой. Я его ждала, а он не пришел. — Она очень тихо, почти неуловимо вздохнула и засмотрелась в огонь все с тем же застылым, безжизненным выражением глаз.
— Он не пришел, потому что ты его достала! — Я опять сорвалась на крик и неожиданно перешла на «ты». — Кирилл тебя любит по — настоящему, а ты его променяла на сладкую жизнь, на тяжелый кошелек, на камины! — Я пнула каминную решетку и ойкнула, испугалась и заткнулась.