Все для тебя

Лукьяненко Лидия

Два долгих зимних месяца показались ей вечностью. Она пошла в церковь. Неумело молилась, что-то шептала, крестилась, но легче не стало. Наверное, она не умеет молиться. Не посетило ее светлое чувство Божественной благодати и после службы. Единственное, что она поняла, пообщавшись с набожной бабкой у ворот церкви: на правом плече у человека сидит его ангел-хранитель, а на левом — нечистый. И если нечистый подталкивает тебя к дурным поступкам, то надо три раза плюнуть через левое плечо и не слушать его нашептывания. Наверное, она все же послушала его. Ведь если бы она столько не думала, то поступила бы так, как подсказывало сердце, как советовал ей сидящий на правом плече. И ничего бы не случилось. Не

жег бы стыд при одном воспоминании о Максе.

Она уже не терзала себя мыслями: «Зачем я так сделала? Как же я могла?» Значит, могла. Никто ее силком не заставлял. Пружина потихоньку распрямлялась — нельзя же сдерживаться месяцами. Она нашла спасительный выход — заполнила свой день разными заботами: работа, дом, муж, дочь. Никогда раньше она не выслушивала так терпеливо рассуждений мужа о политике или о делах на работе, никогда не сидела так долго в комнате дочери, помогая ей с английским, на который Вика приналегла в последнем классе. Риту лет пять назад фирма отправила на интенсивные курсы английского языка, и теперь она вместе с дочкой освежала в памяти обороты английской речи. Заняла себя до предела. Понимала — иначе нельзя. Можно сорваться, сойти с ума. Ела кое-как, не было аппетита, похудела, стала как тень. Раньше пыталась на пару килограммов похудеть, даже на диетах сидела — не получалось. А теперь само собой вышло, без усилий. Муж отметил перемену в ней:

— Ты как-то изменилась.

— Хуже или лучше стала?

— Ни то, ни другое. Просто изменилась.

А Викуське понравилось, что мама начала проводить с ней больше времени. Вскоре дочь стала доверять ей сердечные тайны, чего раньше никогда не делала. На работе Риту отметили как перспективного сотрудника и повысили в должности, прибавив жалованья. Это событие они с семьей отметили в дорогом ресторане. Борька с Викой подарили ей новенький дамский кейс. Они были рады за нее.

А потом она заболела. Рита не знала, откуда пришла эта хворь, но однажды ночью у нее поднялась высокая температура. Не прошла она и к утру. Вызванный из поликлиники участковый выписал больничный и велел лежать. Через три дня его пришлось вызвать снова — температура не снижалась. Врач посоветовал звонить в «скорую» и лечь на обследование. В больнице поставили диагноз — двусторонний пиелонефрит. Короче, заболевание почек.

Рита пролежала в больнице до конца апреля, а потом уехала долечиваться в специализированный санаторий. На второй день после прибытия она поняла, чего именно ей не хватало: остаться одной, ослабить пружину, собраться с мыслями и снова стать самой собой. Санаторный день был плотно расписан. Все время от завтрака до обеда занимали процедуры, потом она шла обедать и отдыхала. Очень быстро спать днем вошло у нее в привычку. Потом — полдник и прогулка на свежем воздухе. Санаторий располагался среди зеленых предгорий, и она долго гуляла по дорожкам огромного санаторного парка. Затем пила минеральную воду у бювета и снова гуляла, а после ужина быстро засыпала в своем номере.

Такой режим действительно был лечебным. Уже через неделю она почувствовала, что выздоравливает. Ее самочувствие улучшалось день ото дня. И не только физическое, но и душевное. Она жила в двухместном номере одна, но совершенно не скучала. Ей не хотелось ни с кем видеться или говорить. Окружающих она почти не замечала, если не считать лечащего врача и медсестер, делающих ей процедуры.

Теперь она могла наконец-то спокойно обдумать то, что не давало ей покоя последние месяцы, и сегодня это событие уже не казалось ей таким позорным и ужасным, как тогда.

Что, собственно, произошло страшного? Недоразумение. Они с Максом не поняли друг друга. Она решила принести себя в жертву. А ему не нужна была эта жертва. Она сотни раз прокручивала в голове обидные слова,

которыми он осыпал ее, и впервые почувствовала, что они больше не трогают ее. Да и не должны были трогать. Моральная сторона поступка уже не тревожила ее. Она сделала это! И какова бы ни была реакция Макса, она уже не могла ничего изменить. Ведь если бы он бросился целовать ей ноги и стал благодарить, содеянное ею ничуть бы не изменилось! А ведь он мог обрадоваться или принять все как должное. Тогда почему она должна расстраиваться из-за его поведения? Он во многом был прав. Она действительно пошла на это, хорошо все взвесив, рассчитав. Поступила по велению ума, а не сердца. Но и ее брак — тоже решение ума, а он не так плох. Значит, ее разум умнее сердца!

То, что своим поступком она разочарует, оттолкнет его от себя, Рита, конечно, не предполагала. Но, может, и в этом был высший смысл. И не с левого, а с правого плеча ей нашептывали. Сразу после этого она жила, словно зажмурив глаза, стараясь не думать, не вспоминать. Было нестерпимо стыдно. Стыд был главным и самым острым чувством, он вытеснял все другие. Потом было больно. Она все сделала, чтобы удержать его, и все равно потеряла. Затем пришла ненависть — жгучая, как песок в глазах. Да как он вообще посмел так с ней обращаться! Ворвался в ее спокойную размеренную жизнь, задурил голову, замучил требованиями и ультиматумами, довел до того, что она сама стала предлагать себя, как… бог знает кто, а потом бросил. Снова бросил! Не зря она не доверяла ему. И после женитьбы не сумела бы удержать его, задумай он уйти! Ведь и ему ясно, почему она решилась на эту связь. Чтобы сберечь семью и сохранить любовь. Но что было сохранять? Разве это любовь? В его понимании, может, и да. Но ей такая любовь не нужна.

Сейчас она уже не чувствовала ни стыда, ни ненависти. Все это отодвинулось в дальний угол ее жизни, как старые письма в пыльном чулане, которые все еще о чем-то напоминают, но о которых уже можно забыть.

Через две недели пребывания в санатории Рита кое-что изменила в своем распорядке дня. Она уже достаточно окрепла и начала позже ложиться спать, а прогулки по парку стали продолжительнее.

Она любила гулять по главной аллее, длинной и прямой, как стрела. По обе стороны аллеи стояли скамейки. Пышные кроны высоких деревьев тянулись к небу, которое здесь было удивительно низким, звездным по вечерам и ярко-голубым ранним утром.

Рита шла легким пружинистым шагом, высоко держа голову. Деревья расступались перед ней. Она ощущала себя полной сил и какой-то неведомой, но приближающейся радости. «Может, это радость обретения себя», — подумала она. Пройдя всю аллею, она вышла на широкий луг перед озером. Теперь небо было совсем близким. Белые перистые, будто размазанные, облака закрывали половину неба, но вдали, там, где уже садилось солнце, небо было нежно-синим, каким оно бывает в конце дня. Солнце постепенно клонилось к горизонту, прячась за пышное, словно взбитые сливки, облако. Вот оно совсем скрылось, и облако стало светло-розовым, и через него пробивались косые лучи. И вся эта картина была такой первозданно прекрасной, что Рита замерла. Она опустилась на траву около буйно цветущих кустов с маленькими белыми цветочками и смотрела на небо, ощущая необыкновенный трепет в душе.

— Такой красивый мир вокруг нас, а мы этого не замечаем.

Рита повернула голову и увидела тонкий мужской профиль. У сидевшего по другую сторону куста мужчины было худое истонченное лицо, напоминающее иконописный лик. Глубокие темные глаза с поволокой, прямой нос и четко очерченные губы. Он смотрел на нее отрешенно, словно не видел.

— Представляете? Я почти год не смотрел на небо, — доверительно сообщил он и снова поднял лицо вверх. — Ведь просто глядя на небо, уже можно стать немножко счастливее.