Все для тебя
Шрифт:
— Ну, как тебе море? — спросил он. — Красивые рыбки, правда?
— Да я ничего не видела. Только у понтона. Мама боится меня отпускать, а сама не плавает.
— Что, совсем?
— Нет, она умеет, но здесь почти не плавает. Боится, наверное.
— А где мама?
— Во-он у бара, пошла за соком.
— Ну, пойди, спросись у нее. Скажи, что мы вместе поплаваем. Я дам тебе свою маску, у меня еще очки для плавания есть.
— Хорошо, — чуть подумав, кивнула Таня и побежала к маме, а он сделал несколько шагов к ним.
Таня тараторила, убеждая маму, и показывала на него рукой. Он поднял руку и помахал им, подтверждая объяснения Тани.
— Не бойтесь, я за ней присмотрю! — крикнул он.
Мама, очевидно, согласилась, и довольная Таня подбежала к нему.
— Ну что? Пошли?
Таня оказалась толковой ученицей. Несколько минут ушло на
Они вернулись к понтону и одолжили маску с трубкой и ласты у молодой пары, парня и девушки, которые сидели, свесив ноги в воду, и подкармливали рыб крошками булки. Второй раз они заплыли дальше, к соседнему отелю. Таня двигалась уже настолько уверенно, что перестала держаться за его руку и просто плыла следом. Он плыл не быстро, оглядываясь назад и поджидая девочку. Они сделали большой круг, двигаясь по краю рифа и зависая над каждым красивым местом. Небольшие коралловые островки разноцветной грудой возникали на пути, маня отклониться от курса и полюбоваться богатством и разнообразием подводного мира. Увидев, что Таня устала, он повернул к понтону, где издали была видна фигура ее матери. Она всматривалась вдаль, приставив ладонь ко лбу, и призывно махала рукой. Девочка помахала ей в ответ. Не доплывая до понтона, он снял маску с трубкой и протянул Тане.
— Верни, пожалуйста, парню и дай мою. — Он поменялся с ней масками. — Сама доплывешь? Я хочу еще поплавать.
— Конечно! Спасибо вам огромное. — Глаза девочки горели восторгом. — Такая красота!
— Попроси маму купить тебе снаряжение. Здесь без него нечего делать, — сказал он, прежде чем закрыть рот трубкой.
— Теперь — обязательно!
Он махнул на прощание головой и продолжил свои подводные наблюдения.
Когда он, уставший, вернулся на пляж, соседей уже не было. Наверное, Таня потащила мать покупать маску с ластами. Он хмыкнул, довольный тем, что сделал доброе дело — показал ребенку красоту Красного моря. И с наслаждением вытянулся на лежаке. Интересно, Мишка испытывает такой же восторг, когда любуется кораллами? Он ни разу не был вместе с ним здесь. Вика говорила, что сын плавал с маской, но сам Мишка ни разу не делился с ним впечатлениями.
Да, жаль, что с сыном у него не сложилось доверительных отношений. Но не будешь же винить в этом мальчика, которому нет еще и двенадцати. Значит — сам виноват: надо было находить время для единственного сына. Правда, нет никакой гарантии, что тогда Миша больше доверял бы ему. Скрытный мальчик, весь в мать. Он даже не может похвастать, что хорошо знает свою жену. Скорее, он знал то, что, по ее мнению, должен был знать, то, что Вика позволяла ему знать. И, что греха таить, он не особенно-то и интересовался тем, что у нее на душе. Много лет они виделись только по вечерам. Первые годы трудно было совместить отпуск, поэтому отдыхали врозь. Старались использовать выходные и праздничные дни для вылазок за город. Потом появился Мишка — забот прибавилось. Он мало бывал дома. Может, это и хорошо — некогда было ссориться. Но ссорились, все равно ссорились. Не разговаривали неделями, а потом, когда мирились, Вика не делилась с ним своими затаенными мыслями или планами, а он был и рад. Странно, но ему никогда не хотелось обнажать перед ней душу, как когда-то перед Светкой. В то мгновение, когда он сжег Светкино письмо, он впервые солгал Вике. Пусть не солгал, но притворился — совершил, как тогда ему казалось, красивый мужской поступок. Но он никогда не сделал бы этого, если бы был один. И потом он часто поступал не так, как хотел, а так, как, по его мнению, было нужно, чтобы выглядеть достойно в глазах жены. Он чувствовал, что и она тоже не всегда поступает так, как ей хочется.
Пожалуй, впервые он поступил как хотелось, когда позволил себе завязать роман с Ирой. Скрытый бунт, который укладывается в стереотип личных отношений среднестатистического состоятельного мужчины.
После сытного обеда он не вернулся на пляж, но и не пошел в номер. Остался у главного бассейна. Вода в нем не подогревалась, поэтому людей рядом было мало. Он устроился в тени зонтика с бокалом в руке. Пиво было таким же невкусным, как и местное вино, и он взял коктейль с ромом. Этот напиток оказался наиболее приятным из всех, что он до сих пор пробовал: не очень крепкий, чуть сладкий и главное — холодный, благодаря нескольким крупным шарикам льда, плавающим на поверхности. Было уже четыре часа пополудни, и жаркое египетское солнце медленно опускалось за остроконечную крышу центрального корпуса отеля. Пышные кусты с яркими цветами, плеск воды и детские возгласы в соседнем теплом бассейне, абсолютно безоблачное высокое синее небо — все это вместе действовало на него успокаивающе. Он наконец почувствовал, что начинает действительно отдыхать.
Тревожные мысли, воспоминания отступили. Сейчас он уже не хотел думать о проблемах — ни о Вике, ни об Ире. Он уже не любил их и не ненавидел. Может быть, завтра он снова начнет думать об этом, а пока он наслаждался тем, что ушло напряжение из мышц и исчезло непонятное чувство неприкаянности.
Все-таки Вика права — недели отдыха мало. Нужны два-три дня для адаптации на новом месте, надо уметь переключиться, оставить все мысли о работе, о том, что ты оставил дома, и настроиться на отдых. Иначе просто не получишь удовольствия.
Проходящий вдоль бассейна молодой итальянец из группы аниматоров на плохом английском предлагал всем желающим принять участие в морской прогулке к острову Тиран. «Надо, надо съездить», — подумал он, засыпая.
…Он плыл на яхте, вглядываясь в очертания острова. Он приближался невероятно быстро, словно яхта летела на скорости самолета. Вид острова менялся с каждым мгновением. Сначала он был таким, каким он видел его с берега, потом стал выше, уходя зубчатыми вершинами то в одну сторону, то в другую. Вот почему его так назвали, подумалось ему, остров живой, он раскачивается. Но тут остров замер, вырос до невероятных размеров и стал похож на гигантского исполина, застывшего в скорбной позе. «Он убил свою возлюбленную и окаменел от горя», — произнес кто-то рядом, обращаясь к нему. «За что убил?» — спросил он. «Из ревности, как Отелло. Но, так же как Дездемона, она была невиновна». — «Вот почему он Тиран», — пронеслось у него в голове. Остров состоял из одних голых скал. Наверное, когда-то он был зеленым и цветущим, вероятно, когда в нем была любовь. «А в тебе есть любовь?» — спросила его стоящая рядом Вика. И он хотел ответить, как всегда: дескать, конечно же есть. Но она усмехнулась и сказала: «Не надо, не ври. Я ведь тебя не люблю». Он не поверил и, вглядевшись, увидел, что это не Вика, а Ира. Она тоже покачала головой и повторила: «Я тебя не люблю». — «Врешь! — захотелось крикнуть ему. — Все вы врете!» Но он почему-то не смог открыть рта. И подумал: «Я их тоже не люблю. Я позволил им выбрать меня, потому что я ленив, нерешителен, полон комплексов и глупых амбиций. Свою женщину нужно искать и завоевывать, а не соглашаться на то, что само в руки идет. Если бы я не сжег голубой конверт, у меня был бы шанс на другую жизнь».
Он малодушно сжег его, испугавшись возвращения былой боли. Он убил свою любовь и теперь окаменел навеки в скорби и отчаянии…
Он проснулся в испарине и первое время не мог сообразить, где находится. Солнце почти село. Отдыхающие один за другим расходились от бассейна. Сейчас они отправятся по своим апартаментам, примут душ, переоденутся к ужину и начнется другая часть отдыха: вечерний концерт итальянца-гитариста, дискотека, оживление у бара, курение кальяна. Все женщины от двенадцати до восьмидесяти лет нарядятся, накрасятся и будут прогуливаться в поисках развлечений.
Он тряхнул головой, прогоняя остатки сна, и потер небритый подбородок. Пожалуй, придется побриться. Трехдневная щетина вряд ли его украшает. Борода хоть и светлая, но растет густо и высоко, закрывая полщеки до самых очков, а на солнце приобретает противный рыжий оттенок. Вике очень не нравилось, когда он отпускал бороду. Она утверждала, что он становится похож на старого боцмана с пиратского корабля. Да, завтра с утра придется избавиться от этой растительности, иначе потом половина лица будет белой, половина — загорелой.