Все для тебя
Шрифт:
Народ в вагоне пьет чай, стелет постели, разговаривает, смеется, укладывается спать. Только она все стоит и стоит в коридоре, вглядываясь в пока еще не темный убегающий пейзаж за окном. Она словно чувствует нарастающую тревогу Романа. Марина не позвонила, значит, решил он, ничего не изменилось. Он ждет ее, ходит по комнате, выглядывает из окна. Наверное, что-то приготовил поесть, вскипятил чайник. Уже одиннадцатый час. Он начинает беспокоиться. Сначала думает, что ее задержали семейные проблемы. Потом: что-то случилось. Он надевает куртку, решив спуститься вниз. Подходит к двери. Останавливается, вспомнив, что она просила ждать дома: вдруг позвонит?
Как только эта мысль приходит ей в голову — звучит звонок мобильного. Марина смотрит на экран и видит его номер. Самое простое — сказать сейчас, что она в пути, едет домой. Семейные неурядицы. Была вынуждена срочно уехать. Руки у нее трясутся, она нажимает клавишу и подносит трубку к уху.
— Алло! Марина! Ты где? — кричит он.
У Марины дрожит лицо, пляшут губы. Она не может говорить нормально. Понимая, что как только она откроет рот, то зарыдает в трубку, отключает телефон. Глаза набухают слезами и, не сумев справиться с их натиском, проливают их на щеки. Слезы катятся градом, попадают в рот, льются на шею. А телефон снова начинает звонить. Он звонит и звонит не переставая, его звук, как пила, распиливает ей черепную коробку. Мужчина у соседнего окна смотрит на нее с удивлением. Марина беззвучно плачет и до боли сжимает телефон в руке. И вдруг выбрасывает его в открытое окно поезда.
Мужчина изумленно смотрит на нее, а она идет в купе, бросается на полку и зажимает ладонями уши. Вот. Теперь у нее нет ни телефона, ни его номера. Не надо ничего объяснять. Она просто исчезла. И все, что с ней произошло, развеялось, как сон, как видение.
Встретил ее папа. Он отметил, что дочь бледная и выглядит неважно. Марина пожаловалась на сильную головную боль, и это спасло ее от настойчивых маминых расспросов. В двух словах она рассказала о поездке и о настроении в семье брата, сослалась на усталость и ушла к себе. Наверное, она в самом деле была больна, потому что уснула, едва раздевшись.
Утренний подъем и сборы на работу не имели ничего общего с ней: она по инерции куда-то двигалась, что-то делала, говорила и даже иногда улыбалась, но это была уже не она. Вернее, не вся она. Огромный кусок ее души остался рядом с ним. Она кожей ощущала, как ему тяжело: он обижен, удивлен, раздосадован. Он не может поверить, что она просто так, ни с того ни с сего оставила его. Он вспоминает, ищет причины, анализирует, не обидел ли случайно ее. Милый мой, ты здесь ни при чем, ты ни в чем не виноват! И она не виновата. И ее мама не виновата. И Гриша. Виноват его отец. Но в чем? Миллионы мужчин бросают своих женщин, беременных и нет, и не считают себя подлецами. Уходят, потому что не любят. Жить без любви — безнравственно. А бросать любимого нравственно? Ради покоя матери — да! Вот. С чего начали, тем и закончили.
И так с утра до вечера. И отсчет, обратный счет: через пять дней он уходит в море, через четыре, через три… Легче ли ему станет там? Она бы очень хотела этого. Пока он дома, его будут преследовать воспоминания: вот кресло, где она сидела, вот чашка, из которой она пила, вот диван, где…
И в Павловске все ему напомнит о ней. Родители начнут спрашивать, где Марина, как она? И дедушка адмирал. Господи, ну почему отец Романа возник на пути у ее матери? Почему не прошел мимо? Ведь сожалеть о том, что в свое время он не женился на матери Марины, бессмысленно. Случись так, ни ее, ни Ромы не было бы на свете! А может, и к лучшему…
Все в мире предопределено,
Нет! Не лучше! Разве она жила до этого? Разве любила? Не встреть Марина Рому, она так никогда и не узнала бы, что такое счастье. Трех дней такой неземной любви ей хватит на всю жизнь. Как там говорится: лучше ждать и не дождаться, чем найти и потерять. Нет! Найти всегда лучше, даже если потом теряешь. За день счастья — сто дней страданий. Такова, видимо, арифметика любви.
У папы был праздник: прибор готов и принят комиссией. Нашлись спонсоры. Начинаются испытания. Папа счастлив, на крыльях летает, не замечая подавленного состояния дочери. Мама немного обеспокоена ее самочувствием, но и она так рада за папу! Счастье эгоистично. Очень ли она сочувствовала Люде, когда сама была счастлива?
По этому поводу дома устраивают банкет. Папа приглашает всю свою лабораторию. В основном это мужчины, и половина — ровесники Марины. Алеша Донцов не сводит с нее влюбленных глаз. Он папин ученик и уже несколько лет тайно вздыхает по ней. Он моложе Марины, высокий и худой, с интеллигентным и, пожалуй, даже красивым лицом, но в очках он кажется ученым сухарем. Сегодня Алеша сидит рядом с ней и пытается вести остроумную беседу. Но как тут проявишь остроумие, если девушка смотрит на тебя и не видит, словно ты стеклянный. Алеша старается, его лицо краснеет. Он вытирает вспотевший лоб, выпивает большую рюмку коньяка и идет напролом.
— Марина. Я давно хотел тебе сказать… Но, пока ты была не свободна, это было неприлично…
Марина смотрит на него с жалостью. Глупый мальчик. Что такое неприлично? Чистоплюйчик ты мой дорогой, как говорил Валера. Страдания обостряют ее восприятие, она ощущает чужую боль, как свою. Сколько же в мире страданий!
— Ты была замужем, и я не смел. Это было бы неправильно… — сбивчиво продолжает он.
А с Валерой жить было правильно? Тратить на этого самовлюбленного павлина лучшие годы? Рискнуть на всю жизнь остаться бесплодной, лишь бы не огорчать его? Отчего ты так долго ждал, мальчик? За эти годы она успела бы и замуж выйти, и ребенка родить, и не было бы ничего важнее.
Алеша стремительно пьянеет. Он не умеет и не любит пить.
— Марина, — сжимает он под столом ей руку. — Я тебя люблю. Я знаю, что во мне нет ничего выдающегося, я обыкновенный. Но я так тебя люблю, как никто и никогда не полюбит. Ты можешь меня выгнать — я пьян. Но я говорю правду… Трезвый не сказал бы. Я даже в кино боялся тебя пригласить.
— Ну что ты, Алеша, — гладит она его по плечу. — Я с удовольствием пойду с тобой в кино. Когда угодно.
— Это правда? Ты завтра не передумаешь?
— Нет.
— Тогда завтра же идем в кино. На последний сеанс. В «Баттерфляй» на «Уйти навеки». Ты видела этот фильм?
— Нет.
— И я нет. Значит, решено?
…Они сидят в кино. Потом в кафе. Первый успех окрыляет Алексея. Он ухаживает за Мариной, лучась от радости. Ее молчаливость и грусть он приписывает разбитому сердцу и не так уж далек от истины. Алеша чувствует себя рядом с ней мужчиной, защитником. Провожая Марину до дому, решается на неслыханную дерзость — слегка целует ее в полураскрытые губы. Она не отвечает, но и не отстраняется. В благодарность он молча покрывает поцелуями ее руки и уходит, полный надежды.