Все дороги ведут в Рим
Шрифт:
– А, братцы мои, говорят, вы опять что-то задумали? Решили немного повоевать. И, разумеется, ко мне с просьбой.
– Ты угадал, – подтвердил Логос.
– А как же иначе! Я ведь бог войны! – вдруг явилась в его голосе какая-то тревога, будто он обеспокоился за свой статус. И улыбка исчезла: Марс хмуро глянул на Логоса. – Хотя ты устроил мне большую подлость.
– О чем ты? – Логос попытался изобразить неведение.
– Не о чем, а о ком. О дружке твоем Элии разговор. Не ты ль его натравил на меня? Почти год он меня изводил. И беднягу Сульде довел почти до безумия. Остановить войны! Вот что он надумал! Но чего вы с ним добились? Ничего.
– По-моему, задумка была не плоха. Почти год без войны –
– Как же! Только что с тобой спорить? На другом видишь вошь, на себе клопа не замечаешь [36] !
– Хочешь сам сразиться с Сульде? – спросил Логос. – Как раз подходящий момент.
– Кому он подходит? Тебе? Так ты и сражайся!
– Тогда мне нужен конь.
– Конь есть, и притом отличный.
Марс подмигнул Меркурию и поманил гостей в ближайший покой. Здесь в просторном зале на полу из синих и белых плиток стоял металлический монстр серо-зеленой раскраски с облепленными грязью гусеницами, с орудийным стволом, торчащим из плоской башни.
36
Римская поговорка.
– Ну, каково? – Марс вскочил на броню и похлопал железное чудище, как доброго скакуна. – Ну, каков конек?
– Это же танк, – заметил Логос вполне резонно. – Как ты его сюда доставил?
– Друг мой, жеребцы устарели. Теперь в ходу вот эти железные твари. Бери, он в отличном состоянии.
– Мне нужен летающий конь, а не эта консервная банка, которая сгорит в один миг при удачном попадании.
– «Консервная банка», – передразнил Марс. – Ничего ты не понимаешь в военной технике. У него скорость тридцать миль в час, трехдюймовая пушка [37] плюс два пулемета и толщина брони – два дюйма. – Логос отрицательно покачал головой. – Не подходит? Тогда бери Пегаса.
37
Римский дюйм – 24,6 мм.
– Ну уж нет! – возмутился Логос.
– Тебе не угодишь. Сразу видно – бог разума.
– Слушай, братец Марс, – вмешался в разговор Меркурий, – выторгуй у Одина Слейпнира.
– Че-чего?! – изумился Марс и едва не упал со своего стального коня. – Да он скорее тестикулы себе со стеблем отрежет, чем отдаст Логосу своего скакуна.
– Я бы на твоем месте не заявлял так категорично, – не желал сдаваться Меркурий. – С Одином надо поторговаться. Если мы проиграем, Одину придется иметь дело с Сульде, вряд ли он об этом мечтает.
– Торговля – это по твоей части. А что мы можем ему предложить?
– Твой танк. В залог, – предложил Меркурий.
Логос усомнился, что Один может отдать своего чудо-коня за обычный танк, но, увидев, как Марс распластался на броне и завопил: «Не отдам!», понял, что предложение Меркурия не лишено здравого смысла.
– Знаешь, сколько сил мне пришлось затратить, чтобы доставить танк сюда? – возмутился Марс. – Это совсем не просто – поднять такую махину на небеса.
– Значит, ты можешь отправить танк Одину! – с наигранным воодушевлением воскликнул Меркурий. – В залог.
– В залог! – передразнил Марс. – Если к богам что попадет, назад ни за что не получишь!
– Но у нас будет Слейпнир, – напомнил Логос.
– Нет, – задушенно выкрикнул Марс. – Назад я танк не получу!
– Да у людей этих танков десятки, если не сотни! – осерчал Логос. – Раздобудем другой.
– Другой мне не нужен! Только этот! Одину предлагай другой! Если сможешь.
Это была свежая мысль. Стоило ею воспользоваться.
– А как он поднял сюда танк? – шепотом спросил Меркурий у брата,
– Не знаю. Но думаю, два молодых всемогущих бога сумеют поднять миллион фунтов в небо.
Бенит прочел номер «Акты диурны» почти с удовольствием. Как красочно описано унижение сената. Отцы-сенаторы обижались и роптали, выполняя распоряжения Бенита. Пусть теперь ползают на коленях перед ничтожествами, захватившими столицу. Разумеется, власть Патронов – на день, на два… Но кое-кому придется отведать плетки. Ха, Бенитовы уроки не прошли даром. Господа сочинители научились лизать задницу диктатору и даже не заметили, что объект поменялся. О, премудрость держащего стило в деснице, она не сравнится ни с чем на свете! Минерва отдыхает рядом с вами, бесценные мои стилоносцы!
Если бы Бенит мог, он бы двинул три легиона на Рим, отбил столицу и приструнил бунтарей. Тех, что орали на форуме, и тех, что писали таким ужасным стилем. Но легионы исчезли. Растворились. Рассосались. Остались пустые палатки и черные плешины там, где стояли полевые кухни. Да еще два пятнистых грузовика без двигателей. Мусор. И – ни единого человека. Даже легаты покинули диктатора. Аспер, правда, клялся в преданности. Но и он исчез, когда пришло послание от Большого Совета. Главы стран Содружества собирались на экстренное совещание в Аквилее. Бенита ждали. Как же иначе! Ведь он – глава Империи! Порцию эту послание почему-то встревожило, и она стала упрашивать Бенита не ездить в Аквилею, а отправиться в Брундизий. В Брундизии стоит верный ему флот и…
Он велел ей замолчать и немедленно собираться в дорогу. Они едут в Аквилею. Бенит был уверен в себе. Стоит ему выступить на Большом Совете, стоит напомнить, кто он, и все разногласия прекратятся. Разве он собирается отнимать титул у Постума? Пускай мальчишка именует себя императором. Но править должен Бенит. И кто думает иначе – тот идиот.
Отдать мальчишке в такую минуту власть над Империей! Да Постум ее потеряет, как упустил власть над Римом! Ведь именно по приказу императора преторианская гвардия покинула столицу. Какое совпадение – именно накануне бунта… Или – не совпадение? Неужели Постум сделал это нарочно? А что, если мальчишка знал о заговоре? Что тогда? Получается… Ученик превзошел своего учителя? Только и всего?
Бенит хлопнул ладонью по столу.
– Вот мерзавец! – И против воли в голосе его прозвучало восхищение.
Вечером Серторий просматривал свитки, сидя на первом этаже Палатинской библиотеки. Большую часть книг уже сожгли, и черный жирный пепел плавал на поверхности бассейнов в нимфеях. Но много кодексов и старинных свитков, пергаментных, в полуистлевших футлярах уцелели. Серторий рылся в библиотеке по ночам. Свитки Патрон запретил жечь. Неважно, что там написано. Но свиток – живой, созданный руками, к нему прикасались руки переписчика. Почему-то переписчиков Серторий ценил куда больше, нежели авторов книг. Бедные, согбенные над неудобными столиками переписчики срастались с пергаментными свитками. И, главное, они ничего не могли исправить в том, что переписывали. Они должны были слепо копировать фразы, неважно, удачны были эти фразы или банальны. Они день за днем повторяли на пергаментах чужие мысли и не могли запечатлеть ни одной своей. Они были рабами вдвойне – по положению и по сути. Почему никто не потрудился однажды утром раздать им по чистому пергаменту и приказать: а теперь пишите сами, что хотите. После того, как вы в тесной комнатушке переписали столько книг под диктовку, после того, как вы насытили столько пергаментов и папирусов чужими мыслями, запишите свои. И ваши свитки вложат в футляры и оставят навеки в залах Палатинской библиотеки. Пишите!