Все это красивое превосходство

Лейтон Мишель

В какой-то момент мне захотелось зажмурить глаза от мысли о том, что его член окажется внутри меня, но я не стала делать этого. Я не хотела упускать ни одной мельчайшей детали, ни одного мгновения, ни одного взгляда. Я не хотела упустить даже малейшие оттенки выражения его лица.

Когда Риз оперся на руки и, нависая надо мной, посмотрел мне в глаза, сколько прошло времени, я не знала — может быть, доля секунды, а может быть, и вечность. Наконец он заговорил.

— Я никогда не встречал никого похожего на тебя. И что бы ни случилось, я никогда не забуду

этот прекрасный день, это прекрасное лето.

Я уткнулась лицом ему в грудь, когда Риз вошел в меня. Он гладил меня по волосам и шептал что-то успокаивающе, пока боль не стихла. Я пыталась откликнуться на его ласки, пронзающие меня. Но все это было омрачено болью, которую я чувствовала в своем сердце. Где-то в глубине души я знала, что больше никогда не увижу Риза. Как бы сильно он ни хотел спасти меня, у него это не получится. Он не сможет. У него не было шансов. И я думаю, он это тоже понимал.

Глава 25. Риз

Кто-то прокричал мое имя — буквально прокричал мое имя — и это отрезвило меня. Мне потребовалось лишь доля секунды, чтобы понять, где я и с кем.

Это плакала Кеннеди.

Из-за меня.

— Риз, — снова прокричала она, ее лицо исказилось, и одна слеза скатилась из уголка глаза вниз по гладкой щеке.

— Я здесь, — сказал я, обнимая ее. Боль в ее голосе была как удар в живот.

Она уткнулась лицом мне в грудь, и это напомнило мне, то лето, которое было много лет назад. Она делала то же самое в те моменты, когда отдала мне свою девственность, проливая слезы в абсолютной тишине.

Я обхватил ее затылок и прижал к себе, скользя губами по ее пахнущим яблоками волосам, пока она не успокоилась. Я знал, когда она полностью просыпается. Она застыла напротив меня.

Через несколько секунд рука Кеннеди упирается в мою грудь и отталкивает меня. Я ослабил объятия и откинулся назад, чтобы заглянуть в ее лицо.

— Ты в порядке? — Спросил я.

— Да, — ответила она машинально. — Что-то случилось?

— Ты плакала и пару раз звала меня.

Я увидел румянец на ее щеках, приятное отличие от того, какой она была, когда я привел ее сюда.

— О, извини.

— Что тебе снилось? — Кеннеди опустила глаза, и я увидел по ее растерянности, что сейчас она собиралась соврать мне. — Скажи мне правду. Пожалуйста.

Она снова посмотрела на меня, ее брови нахмурились.

— Зачем? Почему это так важно?

Хороший вопрос. Но у меня не было ответа. Я и сам не знал, почему это так было важно для меня, я только знал, что это просто важно и все.

— Я хочу знать.

Ее настороженность, которая обычно была настороже и готовая ко всему, теперь ослабла. Я с удивлением заметил мягкость в ее глазах. Может быть, потому что она все еще не проснулась. Может быть, потому что она все еще была больна. Может быть, потому что я заботился о ней. Или может быть из-за чего-то другого. Но какова бы ни была причина, ее бдительность ослабла, и я планировал воспользоваться этим.

Я поднял руку,

чтобы убрать волосы с ее щеки, точно так же, как я убирал челку в то лето. Я заметил узнавание в ее глазах.

— Мне снился тот день в лесу.

— А почему ты плакала?

— Потому что я знала, что больше никогда не увижу тебя.

— Я никогда не хотел причинить тебе боль, Кеннеди. Я просто был глупым ребенком.

Она кивнула и попыталась улыбнуться.

— Я знаю. Просто я надеялась на тебя. — Она вздохнула, и я почувствовал, что сейчас она отодвинется от меня, но мне не хотелось отпускать ее из своих объятий.

— Я думал о тебе много лет, после того, как ушел. — Она внимательно наблюдала за мной, ничего не говоря. — В некотором смысле, я бы хотел, чтобы ты отдала свою девственность кому-то другому. Кому-то, кто заслужил бы это.

Ее смех был нежным, но в нем слышалась горечь.

— Я хотела, чтобы это досталось именно тебе. Это было единственное, что у меня тогда было, единственное, что я смогла тебе отдать. До того как ты получил это.

Я не был уверен в том, что правильно ли понимал, что этим она хотела сказать. Кровь отхлынула от моего лица, челюсть сжалась. Но, конечно же, она не имела в виду…

— Что ты имеешь в виду?

Открытое и грустное лицо Кеннеди опять стало жестким и настороженным, как в тот момент, когда я снова увидел ее.

— После смерти Хиллари Хэнк стал… приходить ко мне. Ночью. В мою комнату. Именно поэтому я убегала и пряталась в лесу.

У меня в животе все перевернулось.

— Ты хочешь сказать, что он…

Ожидая ее ответа, я почувствовал, как мир вокруг стал неподвижным и ничтожным, способным уместиться на булавочной головке. Я молил Бога, чтобы я услышал это неправильно, но что-то подсказывало мне, что это не так.

— Это то, к чему он боялся прикасаться. Держался. Но это единственное к чему он не притронулся.

Меня переполняла смесь ярости и отвращения к тому, что сделал с ней отец Кеннеди. Ярость прошла по всем моим внутренностям и обожгла мои вены. Но я также почувствовал подавляющее чувство вины. Кеннеди нужен был порядочный человек в ее жизни, а не еще одно дерьмо, который в итоге только причинил бы ей боль.

Она теребила одну из моих пуговицу на моей рубашке, и я услышал ее глухой, душераздирающий смех.

— Да, я думала, что ты сможешь спасти меня от него. От этой жизни. От этой печали и боли. Но потом я поняла, что никто не сможет. Что этого никто не сделает. Не было никакого Супермена, который смог бы спасти меня. Я поняла, что если хочу выжить, то должна сама себя спасти. Я не смогла ждать, пока кто-нибудь другой это сделает.

Я отпустил Кеннеди и спустился с кровати. Я провел пальцами по волосам, чувствуя, что в любой момент смогу взорваться яростным пламенем.

Я расхаживал по комнате, не зная, что делать с кулаками и гневом, не зная как переварить эту информацию. Я был так поглощен своими мыслями, так оглушен пульсирующим стуком в ушах, что едва услышал ее тихий голос, когда она заговорила.