Все горят в аду
Шрифт:
Нена вышла из "гремлина" и направилась в их номер. Остановилась на полпути, обернулась.
Парис протянул руку к дверце пассажира и опустил стекло.
– Ты понял меня. – Нена не повышала голос, но он звучал очень отчетливо. – Мне много не нужно, было бы за что умереть. Жить с кем-нибудь вместе. Вряд ли мне нужно что-то еще.
Нена вошла в комнату.
Парис нажал на газ и уехал.
В роскошном лас-вегасском отеле на Стрипе, на двенадцатом этаже, по коридору от лифта, находился
А им и не мешали, Маркусу с Брайс, пока Брайс больше часа метила своим фирменным чудодейственным клеймом лежащего на полу Маркуса, чьи руки были заведены за голову и стянуты его собственным ремнем, случайным сообщником Брайс. Брайс хватило двух пачек сигарет, чтоб испещрить тело Маркуса рубцами, ожогами и волдырями, заставить его кричать от боли. Иногда она его била и пинала, но это так, чтобы придать остроты представлению – слегка поднять градус. У настоящего фокусника всегда припрятано что-нибудь в рукаве.
– Где они? – кричала Брайс в лицо Маркусу. Из-за разорванных губ и нехватки зубов ее голос был искажен.
– Я не знаю, – ныл Маркус, чей голос искажался почти беспрерывной семидесятипятиминутной пыткой. Его пытали сигаретами. Пытали ударами и пинками. Пытали бесконечными гитарными трэками семидесятых. Тэд Нюджент. Стив Миллер, "Бэд компани". "ВТО". Дважды Маркус тихонько благодарил Бога за "Бахман-Тэрнер-Овердрайв" – когда их крутили по радио, Брайс прекращала истязание и шла танцевать.
Гадина полоумная, думал он и продолжал ныть.
Маркуса больше всего и мучило его собственное нытье, всхлипывание и слезы. Не потому, что он был таким уж кремнем, просто весь этот сопливый скулеж был ниже его достоинства.
Так ему казалось.
Посредством сигарет "Кэмел" и двух кулаков Брайс сумела доказать ему прямо противоположное.
– Я клянусь... Богом клянусь, н-не знаю, о чем вы... – завывал Маркус.
Тут, как и во всех прочих случаях, когда у Маркуса не находилось для Брайс желанного ответа, сигарета прижималась к его плоти в тех редких местах, которые еще не были обожжены.
И – фокус-покус – опять раздавался крик Маркуса.
– Ты хочешь, чтобы это все закончилось? – ласково и по-доброму спросила Брайс, на минуту перевоплотившись из злобной волчицы в нежную самочку. – Тогда нужно только сказать мне, где наркотики.
– Бля, какие наркотики? Не знаю никаких наркотиков!
– Так, хорошо. Никаких наркотиков. Выбираешь этот путь, я готова. – Брайс потянулась за сигаретами, но пачка оказалась пустой. – Черт. Еще одну израсходовала. – Она достала из блока новую пачку, неторопливо, торжественно сняла целлофан. – Ты получишь свое, Парис, раз уж ты такой упрямый мальчик.
– Парис? – Мысли извивались и ускользали как угри, но Маркусу все же удалось схватить несколько, собрать их вместе. Телефонный
– Я чего-то не понимаю?
– Я не Парис.
– Упрямишься. Это зря.
Маркус, уже не смеясь, а крича:
– Я НЕ ПАРИС!
– Давай, давай, дружок. Я работаю на совесть, если ты этого еще не понял. – Отделив от пачки целлофан, Брайс открыла ее и достала сигарету. – Я в игры не люблю играть.
Маркус, уже не крича, а умоляя:
– Прошу тебя, поверь мне, я...
– Ты подошел к телефону. Ты сказал, что ты Парис.
– Ты, блядь безмозглая!
Брайс была разбита, измотана утомительной работой палача, но это нисколько не остудило ее пыла. Услышав обидное слово, она ткнула в Маркуса пистолетом, и ткнула сильно.
– Эй! – рявкнула Брайс.
– Мой пиджак... у-у-у-у... в кармане.
Брайс стояла, не двигаясь, не понимая, к чему клонит Маркус.
– Посмотри в кармане, – сказал он; сказал уже чуть тверже, гораздо настойчивее.
Аккуратно, не сводя с Маркуса пистолета, Брайс подошла к его пиджаку, свисавшему с кровати. Залезла в карман... покопалась. Достала фотографию: Парис и Кайла под щитом с надписью "Вегас".
Маркус, тихонько:
– Это он. Это Па-Парис. Я тоже его ищу. Он обокрал... моего шефа.
Брайс покачала головой.
– Малый надурил меня. – У Брайс во рту, в том месте, где не хватало зубов, где была прорвана губа, заныло. Боль усилилась. Наркотики в каком-то смысле придутся кстати. – Ты знаешь, где он?
– Я слышал, он девку подцепил – с ней ездит. Я думал, ты и есть та девка. Вот и подошел к телефону.
Он даже не заметил, как Брайс начала наливаться гневом. Она пошла по ложному следу. Она промахнулась. Промахи выводили Брайс из себя. Бесили ее. Ничто так не бесило Брайс, как промахи.
– Отлично. – Брайс переполняла скорбь. – Это же... – Фотография Париса была разорвана на кусочки и брошена на пол. – Этого не может быть. Не может! Меня считают профессионалом! Считают, что я убиваю тех, кого надо! – С каждым словом она впадала в безумие. – У меня есть репутация, которую я стараюсь поддерживать, – бушевала Брайс. – Эта работа уже черт знает как затянулась. Вот что. Ты понимаешь, как это нехорошо – постоянно убивать не тех, кого надо?
Маркус что-то пробубнил. Брайс посмотрела на него:
– Чего говоришь?
– Я... Я не...
– Что?
– Я не хочу умирать. – Громко, уверенно, зловеще: – Я не хочу умирать!
И тут безумие отступило – так же быстро, как нахлынуло. Она тихонько подлетела к Маркусу, перешагнула через него, склонилась над ним. Шлепнула его по лицу. Крылья бабочки не могли бы коснуться нежнее. Шелковым голоском она сказала:
– Никому не охота умирать. Но тут уж ничего не поделаешь.