Все и немного больше
Шрифт:
Пронзительный крик звучал, повторясь, словно эхо, в ее ушах:
— А-а-л-ф-е-е-я-я… О-о-о… Б-о-о-о-ж-е-е-е…
Мысли перепрыгивали, путались.
Рой поднимает меня…
Я хотела убить Рой… Но зачем?.. Рой моя подруга… единственная подруга… всегда была…
Алфея попыталась сказать: я не хотела этого, Рой, моя подруга, вторая из Большой Двойки. Я не должна причинять ей боль.
Но что-то тяжелое сдавило ей горло, и вместо слов вырвался стон.
Затем ледяной холод смежил ей веки, и перед ее глазами сверкнули белые молнии.
Прошли,
— А-а-л-ф-е-е-я-я, п-о-о-ж-а-а-лст-а-а… д-е-е-р-ж-и-и-с-с-сь…
Что-то тяжелое легло на ее грудную клетку, невыносимо сдавило. На какой-то момент она почувствовала, что мышцы горла разжались, и издала последний крик, который прозвучал, как еле слышный вздох.
Я умираю, подумала она без удивления и без какого-либо сожаления.
Алфея в постели, ее окружает темнота — леденящая темнота, скрипучая темнота. Какое-то движение в комнате заставило ее проснуться. Трясясь от страха, она приказывает себе не бояться… Папа защитит меня, нет такой беды, которую он не смог бы отвести.
Снова скрип.
— Кто там? — в ужасе спрашивает она.
Сердце норовит выпрыгнуть из груди.
В комнату врывается свет.
Не обычный вялый электрический свет, а сияние без теней, которое ярче сотен солнц, и она с удивительной ясностью видит радугу тонов на ситцевых шторах, пятнистую кору платанов за окнами, табун грациозных миниатюрных лошадей из ее коллекции.
Удивительно красивое молодое лицо отца наклоняется над ней.
— Я слышал, ты звала, девочка. Что случилось?
— Я испугалась, сильно испугалась. Кто-то был в углу возле двери.
— Это были мы, дорогая, — говорит мать. Она наклоняется с другой стороны, в глазах ее светится любовь.
— Но вы собирались идти на праздник.
— Мы пришли домой пораньше, чтобы в полночь быть вместе с тобой.
Алфея с двух сторон ощущает прикосновение губ к своим щекам. От родителей пахнет шампанским.
— С Новым годом, с Новым годом! — дуэтом поют родители поздравление, известное ей с младенчества. — Будь здорова и счастлива, наша девочка!
Блаженное чувство обволакивает Алфею, и, прежде чем перейти рубеж небытия, она успевает подумать: да, я счастлива, мне хорошо…
69
Пальцы разжались и безжизненно ткнулись во влажную траву.
Тяжело дыша после борьбы, с бешено бьющимся сердцем, Рой опустилась на колени перед Алфеей. В шелковой блузке повыше левой груди виднелось маленькое отверстие, вокруг которого расплывалось красное пятно.
Алфея была совершенно неподвижна.
Как и минуту назад, когда Рой была не в состоянии до конца осознать грозящую ей опасность, так и сейчас она не могла понять, что это — смерть.
Алфея тяжело ранена.
Рой вскочила на ноги. Она бросилась на кухню, к телефону, чтобы вызвать скорую помощь, но на полпути вспомнила о Дейве Корвине — молодом педиатре, который жил через улицу. Секунду она была
Дейв выскочил босой, в синих клетчатых бермудах.
— Несчастный случай! Очень тяжелый! — выкрикнула она. Движимая страхом, что оставила Алфею одну, она снова бросилась через узкую безлюдную улицу к своему дому.
Вбежав во двор, Рой остановилась, уставившись на распростертое на земле тело. Лишь сейчас ей бросилась в глаза неестественная неподвижность Алфеи. Она такая маленькая, подумала Рой, приближаясь к телу. За этот короткий промежуток времени нос с небольшой горбинкой успел заостриться, тонкие губы искривились.
Должно быть, смерть наступила мгновенно. Не исключено, что Алфея была мертва еще до того, как ее тело коснулось земли.
Мертва…
Колени Рой подогнулись, и она упала на подругу. Все распри и муки ревности были в ту же секунду забыты, и ее затопили разъедающие душу воспоминания о тех далеких днях, когда они вместе противостояли всем подросткам школы Беверли Хиллз. Вспомнился выработанный ими жаргон, фургон с надписью Большая Двойка на обеих дверцах, посещение парфюмерных магазинов и долгие дискуссии о наиболее подходящем оттенке губной помады, вечерние бдения у Фокс Беверли, летний пляж, бесконечные разговоры по телефону.
Наклонившись, Рой нежно поцеловала Алфею в еще не остывший лоб.
Она раскачивалась взад-вперед, стоя на коленях, когда Дейв Корвин по-прежнему босой, но с чемоданчиком в руке вбежал в заднюю дверь.
Звуки безмятежного субботнего утра потонули в пронзительном вое сирен. Прибыли полицейские на мотоциклах, затем на машинах — «скорая помощь».
Соседи из близлежащих домов толпились на тротуаре перед забором из штакетника вокруг дома Рой. Двое полицейских из Лос-Анджелеса — один чернокожий, другой мексиканского происхождения — сдерживали дальнейшее наступление любопытных. У переднего входа коренастый сержант постукивал дубинкой по ладони. Жена доктора, не прерывая кормления ребенка из бутылочки, снова и снова рассказывала окружившим ее людям все, что было ей известно о происшествии в доме миссис Хорак.
— Она забарабанила в дверь, и мой муж бросился туда, он и сейчас еще там.
Раздавались сирены полицейских машин с вращающимися мигалками.
Появление кинозвезды Рейн Фэрберн как бы придало особую остроту разыгравшейся драме.
Джошуа с мрачным, сразу постаревшим лицом, припарковался во втором ряду и, обняв Мэрилин, пробился через толпу зевак и репортеров под прикрытием идущей впереди машины телекомпании Си-би-эс.
В гостиной Мэрилин замедлила шаги и выглянула в окно. В маленьком дворике Рой было полно народу. Полицейские в рубашках с короткими рукавами, лица в штатском, фотографы и телеоператоры с включенными камерами, представители медицины в белых халатах, а также соседи Рой.