Всё и ничто / А. Холл ; [пер. с англ. Т. П. Матц]

Холл Араминта

Завтра день рождения Хэла, и дел всегда накапливается много. Всегда найдется причина, которая будет заставлять ее вставать, и она уставала от одной этой мысли. Не желай, чтобы жизнь прошла, как-то сказал ей учитель, заметив, что она следит за стрелками часов, но она тогда не поняла, что он имел в виду. Он скоропостижно скончался через год, как раз когда она переходила в старшую группу. Но проблему следовало искать не в ее теле, теперь она была в этом уверена.

Кристиан разбил ей сердце. С таким же успехом он мог вырвать его из груди и раздавить каблуком. Думать так о собственном муже казалось слишком наивным, слишком романтичным. И все-таки это была правда.

Но правда лежала куда глубже. Глубже, чем ее мысли

в такси предыдущим вечером, глубже, чем ее сны, даже глубже, чем ее гнев. В холодном рассветном свете Рут поняла, что всегда играла роль жертвы, но в жизни все далеко не так просто. Она не искала оправданий Кристиану, вряд ли она когда-нибудь сможет это сделать, но было самое время признать, что она и сама не без греха. Иногда она чувствовала, что не может ничего с этим поделать, что жизнь слишком тяжела, а иногда казалось, что она справится. После рождения детей она соорудила стену вокруг себя и своих чувств. Она так сильно их любила, что не допускала к ним никого, причем настолько волновалась насчет правильности своих решений, что постоянно чувствовала себя виноватой. Год после рождения Бетти показал ей, насколько хрупок наш разум, как легко и быстро можно его разрушить и перестать узнавать себя и всех вокруг. С той поры для нее стало необходимо всегда все контролировать, никогда ничего не пускать на самотек, потому что только взгляните, куда это может вас привести. И где-то в процессе она потеряла способность радоваться. Ее беспокойство стало неотъемлемой частью их жизни, и она уже начала думать, что ее мозг превратился в своего рода блендер, перерабатывающий информацию с убийственной интенсивностью.

Жизнь съедала ее, как гусеница съедает лист. Она подняла руку и при слабом свете из окна увидела, какой та стала прозрачной, она практически исчезает. Наверное, трудно любить человека, который постоянно чувствует себя неправым. Скорее всего, их брак еще можно спасти, но Рут никак не могла решить, не слишком ли поздно для нее. Она сомневалась, что когда-нибудь сможет донести все эти мысли до Кристиана, что он их поймет и они смогут действовать соответственно, если, в конечном итоге, их любви на это хватит.

Она снова расплакалась и решила принять душ: вдруг он поможет справиться со слезами? Вода была теплой и умиротворяющей и на несколько минут возымела желаемое действие, пока она не вспомнила, что через несколько часов приедут ее родители. Голова была такой тяжелой, что едва держалась на шее.

Когда Кристиан услышал, что Рут ходит наверху, он сразу же встал с дивана. Не хотел, чтобы Эгги и дети нашли его там, и поднялся в спальню, чтобы хотя бы сменить одежду. Постель выглядела так, будто в ней никто не спал, только небольшая вмятина там, где лежала Рут. Это отсутствие беспорядка его удивило, и он забеспокоился, решив, что жена уже поставила на нем крест. Разумеется, он ничего другого не заслуживал, но все-таки это показалось ему несправедливым.

Кристиан почти всю ночь не мог заснуть, пытаясь придумать, что сказать, чтобы уговорить Рут позволить ему остаться. В жизни довольно редко случалось, когда он не мог настоять на своем с помощью одних лишь слов, но сейчас, в самый главный момент своей жизни, он не мог ничего придумать. Кристиан как-то подслушал, как его называли человеком с характером, что прозвучало так же бессмысленно, как если бы это произнес какой-то участник реалити-шоу, потому что, вне сомнения, без характера ты всего лишь пустая скорлупа. Но теперь он думал, что, возможно, у него и нет ничего, кроме характера, что весь его смысл потерялся, а может быть, его никогда и не было.

Когда он впервые встретил Рут, его поразила ее серьезность. Он осознал, что его в Рут привлекло то, от чего, по его мнению, она была должна отказаться, когда их жизни соединились. Кто мог предвидеть, что для женщины, которая размышляла

столько, сколько она, материнство окажется таким потрясением? Он видел, что не сумел понять или полюбить ее по-настоящему. Рут нужна была поддержка, но получила она только беспокойство.

Когда ты заканчиваешь работу, спрашивала она каждый день примерно в три часа, и он иногда умышленно врал, чтобы преподать ей урок. Кто это, спрашивала она, когда его мобильный пищал в выходные, а он равнодушно пожимал плечами и говорил — никто, хотя точно знал, что это ее рассердит. Дело не в том, что ему нравилось быть злым, но она иногда заставляла чувствовать себя так, будто он еще один ее непослушный ребенок. Отвяжись от меня, хотелось ему крикнуть, иди и суетись по какому-нибудь другому поводу. Но разумеется, так не следовало себя вести, он это понял сейчас, сидя на краю кровати, которую скоро он уже не сможет называть своей. Если бы он приходил домой, когда положено, отказывался от второй порции выпивки и говорил ей, что это просто телефонный спам, она бы успокоилась и в следующий раз не спросила.

Рут вздрогнула, когда увидела его, и он сразу почувствовал себя виноватым в том, как плохо она выглядела.

— Прости, но я не хотел, чтобы Эгги и дети нашли меня на диване.

Она пожала плечами, стараясь не встречаться с ним глазами.

— Ты сегодня идешь на работу? — спросил он.

— Нет, позвоню, скажусь больной.

— Я тоже не пойду.

— Нет, не надо. Через несколько часов приедут мои родители, и я не думаю, что буду в состоянии изображать счастливое семейство на секунду дольше, чем абсолютно необходимо.

Что Кристиану хотелось сделать, так это притянуть Рут к себе, пока она еще влажная после душа. Чтобы они легли и как следует занялись любовью, чего они теперь почти никогда не делали. Похоже, его слова никогда до нее не дойдут, а ему хотелось показать ей, как много они значат. Но вокруг нее было силовое поле, он чувствовал, что может получить электрический разряд, если попытается хотя бы коснуться ее.

— Как ты думаешь, у нас еще будет возможность поговорить в эти выходные?

— Сомневаюсь. Мне нечего больше сказать.

— Пожалуйста, Рут. Как бы то ни было, мы должны поговорить.

Она резко повернулась, протянув в его сторону щетку для волос, как оружие:

— Почему, твою мать, ты мне не сказал, что снова с ней встречаешься?

— Не знаю. Мне бы самому хотелось знать ответ на этот вопрос. Я растерялся, когда ее увидел, а потом она позвонила и сказала мне про аборт, и меня затянуло. Но ничего не было и быть не могло.

В дверях появилась Бетти, вся растрепанная со сна.

— Эй, принцесса, — сказал он, подхватывая ее на руки. — Ты рано проснулась.

— Я есть хочу, — сказала она. — Мама!

— Маме еще надо одеться. Я отнесу тебя вниз. — Всех, похоже, удивило его предложение, поэтому он отправился вниз, размышляя, все ли родители прячут свои чувства, дожидаясь подходящего времени.

Была вроде песня, чья же, черт побери? Кристиан порылся в памяти, но так и не вспомнил точную строчку. Что-то о том, как певец скорбит обо всех тех потерянных завтраках, когда он чувствовал себя слишком усталым, тогда как мог бы провести время с дочерью. Он тут же устыдился, припомнив, что эту песню пели АББА. Возможно даже, что она есть у Бетти на DVD с «Мамма Миа!». Он постарался не расплакаться от неожиданных трогательных ассоциаций. Бетти и Хэл никогда не были для него по-настоящему реальными. Может, это чересчур сильно сказано, но он любил их как-то абстрактно, любил мысль о них больше, чем их самих. Но вот они, маленькие человечки, они растут, меняются, они существуют. И он не хотел больше терять ни единой секунды. Это ведь было еще в одной ужасной песне, не правда ли? Может быть, так бывает, что вся твоя жизнь превращается в затертые клише из песен, которых ты был бы рад никогда не слышать?