Все или ничего
Шрифт:
— Ну, я… — Она помолчала, думая о Брендоне. Значит, никакой он не ангел-хранитель, и она все-таки была права насчет его. «Как хорошо, что я сразу его раскусила и поставила на место!»
— А как ты добралась до Остина, Морин?
— Вот поэтому я тебе и звонила. Мне нужен был самолет. Но меня подвез Брендон.
Александр вдруг вспомнил предупреждения матери о Брендоне. Он внимательно посмотрел на Морин, пытаясь понять, насколько у нее с ним серьезно.
— К сожалению, я ничего об этом не знал. Но хорошо, что он оказал тебе услугу по-соседски. Хотя,
— Насчет этого можешь не беспокоиться, Алекс.
— Обещаешь?
— Я знаю точно, что у него совсем не добрососедские намерения. Просто этот неслыханный нахал возомнил, что я к нему неравнодушна. Но я ясно дала ему понять, что ему не на что рассчитывать.
— Надеюсь, — шепнул Александр и нежно поцеловал девушку.
Морин заглянула в его яркие зеленые глаза и обняла рукой за шею.
— На свете нет ничего важнее дружбы, Алекс. Не забывай этого.
— Не забуду, но и ты не забудь, кто твой друг.
Она кивнула и спросила, немного помолчав:
— Может, позавтракаешь со мной?
— Отличная мысль.
Все так же обнявшись, они пошли на кухню и, усевшись за стол, принялись за оладьи Хуаниты. Морин вспомнила, что все это уже было когда-то давно: они вот так же ели за одним столом и смеялись над теми же шутками. Только сейчас с ними не было Мака.
Шейн Котрелл стянула с глаз ночную маску из фиолетового атласа и застонала — прямо в лицо ей ударил яркий луч солнца; вся ее спальня купалась в солнечном свете.
— Проклятие! — проворчала она, усаживаясь в постели.
Из магнитофона неслась песенка Оззи Осборна, отдаваясь в голове стуком отбойных молотков. Девушка шлепнула ладонью по кнопкам. Музыка оборвалась.
Шейн попыталась было встать, но бедра свело болезненной судорогой, и она снова упала на постель.
— Что за черт?
И тут она вспомнила вчерашний вечер.
— Ах да, Берт!
Девушка улыбнулась. Линн Бин с Шарлин Симе на весь день уезжали в Даллас… за покупками. Берт и Шейн не преминули воспользоваться моментом и провели все это время вместе. Сколько же раз они занимались любовью? Наверное, по разу в час — с Бертом ей всегда хотелось еще Такого классного любовника у нее никогда не было… во всяком случае, в Техасе.
И все-таки самое лучшее в их отношениях с Бертом — это кокаин.
— Где ты берешь порошок? — спросила она его.
— Что, хорош? — отозвался он, протягивая ей стеклянную трубочку.
— Просто чудо!
— У меня всегда все самое лучшее, запомни это, Шейн.
Берт Бин лучше всех. — Он обхватил ее лицо ладонями. — Повтори, Шейн: Берт лучше всех.
— Ты лучше всех, малыш. Это действительно так.
Они выпили целую бутылку шампанского «Дом Периньон». Хотя, судя по головной боли, может быть, и не одну.
Шейн мечтала поехать с Бертом в Рио на праздник Марди Гра. Она уже представляла, как разгуливает по бразильским пляжам в бикини, повергая в ступор
Она мечтала о многом.
Но к сожалению, ее мечты не совпадали с планами Барбары. Мать не раз отправляла ее к психиатрам, и от них девушка знала, что в детстве, когда ее характер только формировался, был пропущен один важный кирпичик И связано это с тем, что она никогда не знала отца, не получала его любви и заботы. Шейн не особо слушала психиатров и ходила к ним, только чтобы мать от нее отвязалась.
Да и их по-настоящему интересовали лишь денежки Барбары. Разве могли они знать, что творится в душе у Шейн?
Разве могли они сказать, что ей нужно?
Шейн-то знала, что ей нужно: ей нужно поразвлечься.
Берт — это развлечение. И кокаин — развлечение. Доводить Александра и делать все наперекор Барбаре — тоже ужасно занимательно. А все остальное дерьмо! Берт понимал ее лучше всяких психиатров, лучше, чем мать и браг. Он был ей нужен.
Шейн верила, что Берт ее любит. Во всяком случае, он никогда и ни в чем ей не отказывал. Жену свою он не любил: вот уже больше года Шейн слышала от него жалобы на Линн.
Но, подобно большинству южан, он не хотел разводиться с матерью своих детей.
Но ничего, со временем она докажет Берту, что Линн ему больше не нужна, что это просто нелепо — мучить себя, живя с женщиной, к которой давно охладел. Вот когда он это поймет, у нее будет все: развлечения, наркотики, бесконечный секс с Бертом. И ни перед кем ей больше не придется отчитываться — ни перед братом, ни перед матерью!
Шейн встала, подошла к окну и опустила жалюзи. От яркого солнца у нее раскалывалась голова.
Стены в спальне Шейн были оклеены киноафишами, среди которых попадались и старые, начала тридцатых годов.
Здесь был чудесный портрет Греты Гарбо, которым Шейн особенно дорожила. Его подарил один из ее первых любовников, когда ей было шестнадцать.
Шейн обожала кино и много лет мечтала стать актрисой.
Она умела играть, петь и танцевать.
Чего она не умела, так это бороться; Ей не хватало энергии и силы духа, чтобы противостоять обстоятельствам и выдерживать отказы.
Господи, отказы! Это было самое страшное. Шейн думала, что в Калифорнии у нее будет такая же легкая жизнь, как и в Техасе. Но она быстро поняла, что ее соперники в Лос-Анджелесе талантливее и сильнее ее.
И еще Шейн поняла, что у нее нет такого отчаянного желания стать звездой, как у других. Она встречала молодых людей, преисполненных безграничной решимости, готовых на все, лишь бы добиться роли. Сама же она не очень-то рвалась в бой, ей только хотелось поразвлечься.
Какой смысл работать и жить, если нет развлечений? Шейн отчаянно пыталась удержаться на плаву. Тогда-то она и пристрастилась к наркотикам. Поначалу это были таблетки: пилюля, чтобы заснуть днем, а ночью играть; пилюля, чтобы проснуться, и пилюля, чтобы не свалиться от усталости. Это случается с сотнями новичков в Голливуде, от Джуди Гарленд до Джона Белуши. Она была не лучше и не хуже.