Все или ничего
Шрифт:
Когда лимузин подъехал к дому, Майк Килкуллен вышел из дверей гасиенды. Он всегда встречал гостей, даже нежеланных, у входа в гасиенду «Валенсия», но на этот раз его дочери Фернанда и Валери так подчеркивали дружбу с Розмонтами, когда звонили ему по телефону на прошлой неделе, что ради них он хотел быть особенно любезным. Если бы не это, он никогда бы не согласился на деловую встречу на ранчо в середине рабочего дня.
Мужчины обменялись рукопожатием и оценивающими взглядами. То, что они увидели, не понравилось ни тому, ни другому. У Килкуллена слишком уж важный вид владельца поместья,
А Майку не нравились мужчины, которые не сами управляли своими машинами, независимо от того, насколько они были богаты. Ему не нравились мужчины, которые даже днем носили темно-серые, в узкую полоску, костюмы-тройки. Ему не нравились мужчины, прячущие глаза, с улыбками, которые надо тренировать перед зеркалом каждое утро, чтобы быть уверенным, что их обаяние не улетучилось за ночь. Ему было безразлично – толстый или худой человек, но ему не нравились пухлые мужчины, которые думают, что могут спрятать брюшко с помощью прекрасного покроя костюма. Ему особенно не нравились мужчины, которые приезжали к нему «по делу», добиваясь визита через членов семьи, и назначали встречу в такой час, когда хозяин будет вынужден пригласить их на ленч, чтобы не выглядеть невежливым.
– Я в восторге, что могу познакомиться с вами, мистер Килкуллен. Очень вам благодарен за то, что вы согласились уделить мне время.
– Не стоит благодарности, мистер Розмонт. Пойдемте в дом. Я думаю, пора что-нибудь выпить перед ленчем.
Майк быстро провел Джимми Розмонта через длинную гостиную на широкую веранду, увитую жасмином, цветущим в зимнее время. Они уселись в удобные старые кресла перед столом, на котором были расставлены бутылки с вином, бокалы и ведерко со льдом.
– Что пожелаете? – спросил Майк.
Розмонт обычно не пил за завтраком, но он решил, что, хотя на столе были бутылки с минеральной водой, он не станет пить водичку в компании человека, который, судя по всему, мог перепить кого угодно.
– Виски, пожалуйста, безо льда.
Майк налил ему из фирменной бутылки, себе плеснул воды «Перрье» с половинкой лимона, и они молча подняли бокалы.
Глаза Розмонта бегали по внутреннему двору. Он не посмел летать над гасиендой, боясь, что его обнаружат, и сейчас был очарован видом, открывшимся перед ним с веранды: широкий фонтан окружен вазонами с пурпурными цветами, розовыми геранями и огромными голубыми и белыми анютиными глазками. Дорожки, окаймленные стройными кипарисами, расходились в разных направлениях, и это говорило о том, что здесь большое количество отдельных садов, разделенных этими дорожками.
– Как у вас здорово, мистер Килкуллен!
– Это моя радость и гордость, мистер Розмонт.
– Ничто так не увлекает, как сад, не так ли? Моя
– Благодарю. Он причиняет мне много хлопот, но стоит их. Так о чем же вы хотели поговорить со мной, мистер Розмонт? – спросил Майк, стараясь как можно скорее вылезти из этого словесного болота.
– О вашем будущем, мистер Килкуллен.
– Занимаетесь страхованием жизни, мистер Розмонт?
– Не совсем так, мистер Килкуллен. Вы так проницательны и осторожны, что вам и не нужна никакая страховка.
– Как так?
– Все хозяева вокруг вас, вверх и вниз по берегу, чьи семьи обосновались здесь в конце прошлого столетия и даже в начале этого, продают землю и становятся богатыми, в то время как вы сидите на вашей земле, живете в комфорте и не расстаетесь ни с одним акром.
– «Живете в комфорте». Вы так понимаете выращивание скота?
– Насколько я понимаю в скотоводстве, если земля, которой вы владеете, свободна от обязательств и долгов и вы не занимаете денег под залог, ваши дела идут прекрасно. Предположим, у вас четыре тысячи голов скота – верно, мистер Килкуллен? – и девяносто процентов приносят телят каждый год. Это тридцать шесть сотен телят. В хороший год, ко времени, когда они вырастают настолько, что их можно выставить на рынок, они весят по четыреста пятьдесят фунтов, и вы продаете их по пятьсот долларов за голову. Чтобы вырастить каждого из них, уходит четыреста пятьдесят долларов. Таким образом, у вас общий доход достигает пятидесяти долларов за теленка, или двести тысяч долларов в год.
– В хороший год, – мягко сказал Майк, чувствуя, как в нем поднимается бешенство от того, что этот незнакомец оперирует точными цифрами, которые невозможно получить без помощи эксперта. Розмонт практически засовывал руку к нему в карман и считал его деньги!
– Даже в плохой год вы имеете стабильный доход от ваших арендаторов, которые выращивают цветы, землянику, цитрусовые. И вы были достаточно умны, чтобы не втянуться в коневодство, которое, как ничто другое, съедает все доходы.
– Раз уж вы разъяснили мне мое положение дел, то почему бы теперь не рассказать, чем вы занимаетесь?
– Я человек, который помогает людям извлекать максимальную пользу из их владений. Без сомнения, я делаю это потому, что мне это выгодно, но одновременно я делаю людей богатыми, мистер Килкуллен. Невероятно богатыми, полностью независимыми от чего-либо, что может с ними произойти, кроме смерти.
Налоги не проблема, если вы достаточно богаты. Вы можете стать, приняв одно-единственное решение, одним из самых богатых людей в мире, потому что вы были достаточно умны в свое время и не продали вашу землю слишком рано.
– Некоторые не называют меня умным, они называют меня упрямцем, – лениво произнес Майк.
– Я не сомневаюсь в этом. Но я не сомневаюсь и в том, что вы к тому же и человек разума. Посмотрите на своих соседей, ваших старых друзей, на семьи, с которыми вы выросли. Возьмите семью Сегерстром, например. До самого конца Второй мировой войны они были фермерами и выращивали кормовые бобы. Теперь семья владеет недвижимостью и магазинами, оцениваемыми в более чем полмиллиарда долларов. Вы посетили хоть раз магазины на Саут-Коуст-Плаза, мистер Килкуллен?