Все или ничего
Шрифт:
Он встал:
— Так я пойду?
— Уже?!
— Врач сказал — ненадолго. А то… говорит, в следующий раз не пустим.
Больная испугалась:
— Тогда иди!
И долго смотрела на белую дверь, закрывшуюся за ее любимым. Она не знала, что следующего раза не будет.
И хорошо, что не знала. Потому что с этого дня раны ее стали затягиваться, а переломы срастаться с такой скоростью, что медики только диву давались.
И нужда в болеутоляющих средствах отпала сама собой…
Глава 7
КАПИТАН КОРОЛЕВСКИХ
Шрамик над левой бровью появился на ее лице десять лет назад, в результате того злосчастного падения с батута.
Очнулась Иришка в медпункте, где ей только что наложили швы. Половина лица противно онемела от местной заморозки, а в голове не прекращался назойливый гул. Но сквозь этот внутренний шум просачивались еще более неприятные звуки внешнего происхождения — над кушеткой бледным привидением маячила перепуганная Анна Петровна, отчаянно причитая:
— Ой, ой, матушки-батюшки, что же теперь будет?
И эта девчушка, вдвое младше студентки Нюси, девчушка, у которой заплыл глаз и от новокаина плохо слушались губы и из-за этого была нарушена дикция, эта рыжая девчушка тем не менее попыталась успокоить паникующую воспитательницу:
— А ничего не будет. До свадьбы заживет.
Так всегда приговаривал отец, если дочке случалось пораниться. Они с папой не привыкли обращать внимание на боль. Они с папой были мужественны, стойки и терпеливы.
Но Нюся, видно, принадлежала к другой породе людей.
— Тебе-то хорошо-о, — пискляво заканючила она.
— Мне хорошо? — изумилась Иринка, которая привыкла понимать слова буквально.
— Ты ребенок, с тебя взятки гладки, а меня уволят!
Похоже, Анне Петровне и в голову не приходило, что ребенку может быть больно, плохо и страшно. Она жалела только себя.
Ирина презирала нытиков и паникеров.
— Не уволят, — неприязненно пообещала она. — Я во всем признаюсь. Скажу, что сама на батут залезла, без разрешения. Скажу — вы мне запретили трогать авоську.
— Правда, что ли? Тогда вот что, скажи, что и в зал ты сама проникла. Утащила, мол, у меня ключи и отперла дверь. А?
Иринка, отвернувшись, промолчала, и воспитательница приняла это за знак согласия.
— Вот спасибочки! Палочка ты моя, выручалочка! А то бы мне несдобровать, — обрадовалась она и протянула подопечной шоколадку. Точно так же, как Стив. И не противно некоторым людям быть слизняками?
После этого Нюся окончательно превратилась для Иры Первенцевой в пустое место. Неприятно было даже смотреть на нее, такую льстивую, такую заискивающую, всю какую-то согбенную, и девочка перевела взгляд на окно.
А в стекле, покрытом морозными узорами, с внешней стороны кто-то настойчиво пытался продышать
Разумеется, попытки были тщетными: наледь нарастает не снаружи, а изнутри.
Ира, преодолев головокружение и не обращая ни малейшего внимания на протесты Анны Петровны, соскочила с кушетки и принялась дуть на стекло в том же месте из помещения. Но дулось только правым уголком рта, левый, замороженный, оставался неподвижным. Тогда она приложила к ледяной корочке горячую ладошку.
И наконец увидела кусочек чьей-то любопытной физиономии с покрасневшим от холода носом. Из ноздрей вырывался морозный парок и мешал разглядеть остальное.
Двое, пока отгороженные друг от друга, одновременно подмигнули, и между ними возникло взаимопонимание: «Эй ты, давай познакомимся поближе, а?»
Они одновременно отошли от окна…
…и встретились у входной двери интерната.
Мальчишка содрал с головы вытертую кроличью ушанку. Был он маленького роста, и Ира, посмотрев на него сверху вниз, узнала ту самую стриженую макушку, которую успела заметить в момент прыжка из-под потолка спортзала.
— Ты кто? — поинтересовалась она.
— Атос, — последовал твердый ответ.
«Трех мушкетеров» Ира читала не один раз, героями Дюма бредила, а потому ничуть не удивилась.
— А где Портос и Арамис? — спросила она.
— Уехали домой, на каникулы. Скоро вернутся.
— А ты?
— Мне некуда. Мамку посадили.
— Куда?
— «Куда-куда»! В тюрягу, естественно. На целый год, — с достоинством отвечал гордый Атос. Ведь на самом деле его звали граф де ля Фер и в его жилах текла кровь французских аристократов!
Ирино воображение тут же нарисовало его мать в виде ослепительно прекрасной авантюристки Миледи, безжалостно вонзающей в чью-то грудь — естественно, мужскую — изящный кинжал.
Такая женщина уж точно ни за что не связала бы судьбу с каким-нибудь презренным Стивом!
— Ого! — с уважением сказала Ирина. — А твой папка?
Наверняка он должен быть закаленным в боях блистательным героем, граф де ля Фер-старший!
— А! — беззаботно отмахнулся Атос. — Его у меня не было никогда. Я безотцовщина.
Ирина погрустнела:
— Вот и я тоже… теперь. И безматершинница.
Маленькому великодушному графу захотелось утешить ее.
— Ты прекрасно выглядишь, — сказал он по-взрослому.
— Не ври.
Зеркало в вестибюле отражало ее во весь рост.
Пластырь над опухшим глазом не мог целиком скрыть огромного синяка, растекшегося от виска до самого подбородка. Рот искривился. А короткие волосы, которые мать обстригла ей перед отъездом, «чтобы проблем меньше было», слиплись от засыхающей крови и торчали в разные стороны, как медная проволока.