Все или ничего
Шрифт:
— Ой, грязные! Я тут прибиралась, — засмущалась соседка и отдернула руки. Спрятала их за спину.
Она была целиком и полностью покорена.
— Ты не сердись, деточка, что я тебя так, с налету! Время такое. Народ-то, понимаешь, всякий шастает.
— Всякий — это какой? Кто у вас тут шастает?
— Вредители попадаются.
— Это они тут стены разломали?
— Нет, это Ирка сама. Тут, деточка, намедни одну штуку привинтили… Трубочки, понимаешь, пружиночки, огонечки мигают. Красивая штуковина была,
— А оказалась бомбой, что ли?
— Хуже!
— Что может быть хуже?
— Сказали: для освоения космоса. А оказалось — поганый кухонный комбайн.
— Сливки взбивать?
— Человеков! Простых, понимаешь, тружеников. И даже престарелых пенсионеров. Ветеранов труда.
— Что вы говорите! И пенсионеров не пощадили? На вас-то, Верыванна, не покушались, надеюсь?
— Хо, еще как покушались! Они из меня, детка, такие сливки взбили, ироды! Еле разогнулась потом, вся спеклась, как безе в духовке. Спасибо еще, режим мясорубки не включили.
По бабе Вере, правда, не видно было, что над ней измывались злоумышленники: подвижности этой старушки могли бы и юноши позавидовать.
Но Владимир предпочел недоверия не выказывать:
— Ай-я-яй, да кто ж это посмел?
— А шут их знает, деточка. В костюмчиках таких и в беретках лиловеньких. Мы, говорят, к вам посланы из фирмы «Бьюти». Бьют, значит, наших.
— Н-да… диверсанты.
— Но мы с Иркой эту заразу обезвредили. Увезла она ее. Только вот стенку пришлось разворотить. Жалко. Крепко присобачили, сволочи, еле отвинтили.
— Это, уважаемая Верыванна, дело поправимое. Слава Богу, вы с Ириной Владиславовной сами в живых остались. Телефончик тут имеется?
— А как же! Два! И у Ирки, и у меня. Куда звонить-то надумал?
— В контрразведку, конечно. А вдруг вам тут тайком встроенных микрофонов понаставили?
— Вот уроды! Была бы помоложе — своими бы руками им такие бьюти устроила! Разобьютила бы в пух и прах!
…Легко встать в красивую позу, но трудно в этой позе продержаться долго, если она не является для тебя естественной.
Ира в ответ на широкий жест Владимира решила сделать жест не менее широкий. В пику ему, назло! Знай, мол, наших: мы не нуждаемся в твоих щедрых, дорогостоящих подарках. Обойдемся. И не вздумай возомнить себя опекуном и благодетелем несчастной калеки! Она не калека! Она уже встала на ноги и исцелится окончательно сама, без посторонней помощи.
С таким боевым настроением встала она после беспокойной ночи и короткого, тревожного предрассветного забытья.
С помощью бабы Веры Ирина размонтировала великолепный «Боди-бьюти».
Соседка помогала рушить иностранный механизм с таким же энтузиазмом, с каким прежде его испытывала. Ведь на самом деле вовсе не тренажер ей был нужен, а живое общение. Легко ли на старости лет, давно потеряв
Ира никогда не была собакой на сене, а потому супертренажер не окончил свое существование на городской свалке. Его ждала более достойная судьба: владелица решила передать этот чудо-аппарат, так легко ей доставшийся, тем, кто в нем по-настоящему нуждался.
Искать преемников долго не пришлось: волею обстоятельств идея уже была подброшена. Ирина переправит «Боди-бьюти» в тот самый реабилитационный детский центр, в который Федя должен был привезти свою больную сестренку.
Ведь у многих из этих ребятишек, говорят, нарушен двигательный аппарат. Так пусть же умная машина обучит их двигаться!
Остановив на дороге по сходной цене микроавтобус, Ирина с помощью водителя погрузила тренажер и направилась прямиком к намеченной цели.
Вот и двери центра. Учреждение как учреждение, вроде спортивного интерната, в котором прошло ее детство. Даже можно предположить, где находится кабинет директора.
Сейчас она решительно ворвется в этот кабинет и скажет скромненько, но не без гордости:
— Вот — принимайте. Я — чемпионка России по фехтованию Ирина Первенцева. Хочу подарить вашему заведению…
И так далее и тому подобное. Ее начнут благодарить, горячо жать руку, словом — все, что положено в таких случаях.
Но сначала надо перетащить тренажер в вестибюль, чтобы отпустить микроавтобус.
И они с водителем начали по частям переносить разобранный «Боди-бьюти» в здание.
Но когда Ирина, предвкушая триумфальную передачу дорогого снаряда, уже делала последнюю ходку, вдруг из коридора наперерез ей выкатилось кресло на колесиках.
В нем, не доставая затылком до верхнего края спинки, сидело крошечное, сморщенное, горбатое существо, передвигавшее рычаги управления не по росту крупными руками.
— Эй, осторожней! — прикрикнула Ирина. — Зашибу!
Существо глянуло на нее глубокими, умными и печальными глазами, казавшимися на уродливом лице чужими, и невозмутимо ответило топким, скрипучим голоском:
— Зашибли уже один раз. Во время родов.
— Ой, — потерянно сказала Ира и уронила охапку никелированных трубок на пол.
Это и есть больной ребенок? Трогательное дитя? Непонятно даже, какого оно пола. И возраст не определить. Наверное, еще нет шестнадцати, раз центр — детский, но на вид точно так же можно дать и шестьдесят.
Ей стало страшно. Куда страшнее, чем в ночном лесу, лицом к лицу с передвигающимися на задних лапах синим медведем и золоторогой коровой. И даже несравнимо страшнее, чем в тот миг, когда ее задумали швырнуть в огонь.