Все или ничего
Шрифт:
— Ладно. Поскольку гости воруют или, как говорится, берут "сувениры" и все об этом знают, вряд ли мы что-нибудь можем с этим поделать. Однако если на этом попадется кто-нибудь из персонала, то каким бы несправедливым тебе это ни показалось, твоим долгом будет сообщить об этом в полицию и тем самым преподать хороший урок.
— Пожалуйста, обыскивайте мои комнаты, мистер Гудман!
— Спасибо за разрешение, но я поверю тебе на слово, Брайони.
Она ни за что на свете не могла больше этого терпеть.
—
— А-а, — он в задумчивости поиграл ручкой, а затем поднял на нее свои карие глаза. — Я так понимаю, ты имеешь в виду нашу последнюю словесную перепалку. Ты не гордость мою уязвила, я просто сделал открытие, что ты не только упряма, что не так уж страшно, но ты лгунья, что уже серьезней, и…
— Прекратите. Должна предупредить вас, что моему терпению есть предел! Мне наплевать, что вы считаете меня упрямой, но называть меня лгуньей, это уж слишком!
— А разве это не так? — спросил Грант Гудман. — Тогда почему ты не хочешь признать, что возникшее между нами чувство совершенно не похоже на то, как ты его пытаешься трактовать?
Брайони судорожно вздохнула.
— А что вы хотите, чтобы я признала? Что это любовь? Что меня ждет, кроме боли, если я решу, что это так? — Она резко замолчала, спохватившись, что выдала себя, а затем, чтобы скрыть неловкость, спросила: — Почему вы не сказали мне, что вашей женой были Лиза Бернсдейл?
Его глаза сузились.
— Не понимаю, какое это имеет значение, — сухо ответил Грант Гудман.
— Я не то хотела сказать, — неуверенно начала Брайони.
— Тогда что же?
— Я…
И зачем только я это сказала? — беспомощно думала Брайони.
— У нее — у нее могли быть причины вести себя так, как… она себя вела.
— Наверное. Да они и остались. — Грант Гудман пожал плечами. — У нее свободолюбивая богемная душа, она страшно избалована. Суть в том, что я не знаю, найдется ли человек, способный изменить ее, я знаю только, что я этого не могу, вот я и решил, давно уже, не пытаться.
— Однако, — невольно вырвалось у Брайони, — она вас за это уважает.
Лицо Гранта приняло удивленное выражение.
— Ты неожиданно весьма хорошо осведомлена, Брайони. Каким образом?
Брайони густо покраснела.
— Я не сама, это… Неважно.
— Дай-ка подумать. Наша Линда?
Брайони отказалась отвечать.
— Я и без Линды скажу тебе, что у нас двое детей и я не могу лишить их матери, но дети — единственное, что нас связывает. Все кончено. Видишь ли, — проговорил он медленно, — одной физической красоты никогда не бывает достаточно. Я искал в ней большего, но не смог найти. — Грант Гудман поморщился. — А Лиза, очевидно, не нашла во мне того,
— А если вы и во мне не найдете того, что ищете? — прошептала Брайони.
— То, каким образом складываются наши отношения, — сухо заметил он, — не способствует тому, чтобы мы друг друга узнали.
— Но что… — Брайони на мгновение умолкла, — нам уготовано, если мы найдем, что ищем?
Грант Гудман бесстрастно посмотрел на нее.
— Что ты имеешь в виду, Брайони? Брак?
Брайони с трудом сдерживала слезы.
— Даже для человека с моим прошлым… — Она покачала головой. — Забудьте об этом.
— Ты боишься обжечься, — серьезно сказал он. — Так, Брайони? Или тебя больше всего интересует замужество? Ты поэтому даже слышать не хочешь о том, что я предлагаю?
Брайони справилась со слезами.
— Возможно, — резко ответила она. — Жаль, вы рыбешка покрупнее, чем Ник Семпль. Вот уже двое сорвались с крючка. Ну да ладно, будут и другие.
Они молча смотрели друг на друга, но тут вдруг неожиданно раздался стук в дверь. Это был юный Роберт, который еще немного прихрамывал, но в остальном выглядел превосходно, как и подобает в его возрасте.
— Привет! — сказал он. — Я искал вас обоих. Мама с папой хотели, чтобы я извинился за то беспокойство, которое я вам доставил… я хочу сказать, я тоже хотел извиниться, — он покраснел и замолчал, вид у него был смущенный.
Грант улыбнулся ему.
— Мы все понимаем, старина. Присядь, расскажи, как поживаешь.
Роберт с готовностью повиновался.
— Ой, я как огурчик, если не считать сухожилия. Просто очень глупо себя чувствую!
— Не стоит, — сказал Грант. — Мы все совершаем ошибки, но до тех пор, пока извлекаешь из них уроки, все в порядке. Разве не так, Брайони.
— Так, — согласилась Брайони после минутного колебания и улыбнулась Роберту.
— Твои родители считают тебя заядлым футболистом.
— Я жить не могу без футбола, — просто ответил Роберт, но затем поморщился. — По крайней мере, раньше так было, но теперь я думаю, не стать ли мне горным спасателем. Очень это трудно, мисс Ричардс? Я бы хотел работать у вас. — И посмотрел на Брайони с неосознанной страстью и восхищением шестнадцатилетнего мальчишки.
Брайони заморгала, взглянула на Гранта и, с ужасом заметив в его глазах лукавое веселье, неуверенно проговорила:
— Не так уж трудно, Роберт, но тебе придется жить далеко от дома…
Роберт великодушно махнул рукой.
— Мама с папой говорят, что ждут не дождутся, чтобы сбыть меня с рук, — ответил он.
Брайони с трудом сглотнула.
— Видишь ли, мама с папой часто говорят так, но это всего лишь шутка. М-м, а вокруг Дарвина нет никаких национальных парков?