Все или ничего
Шрифт:
— Честно говоря, нет. Должен тебе признаться, я ничего бы так не хотел, как взять тебя с собой. Пройдет еще очень много времени, прежде чем я снова смогу любить тебя. — С этими словами он взял ее лицо в свои ладони и поцеловал долгим поцелуем.
Все было хорошо, когда они спускались с горы, но в машине он вновь удивил ее, попросив высадить в аэропорту.
Брайони с недоумением посмотрела на него.
— Ты уже улетаешь?
— Да. Я арендовал самолет до Лонсестона, а оттуда полечу коммерческим рейсом до Сиднея.
— Тебе не нужно было в таком случае так долго быть со мной.
Грант улыбнулся ей так, что она почувствовала слабость в коленях.
— Нет, нужно. Мне необходимо было провести это время с тобой.
Глава 7
Последующие дни иногда летели с ужасающей быстротой, а иногда тянулись черепашьим шагом; только две вещи оставались неизменными — желание быть рядом с Грантом Гудманом и одновременно сомнения, правильно ли она поступает. А если она все-таки уедет, как сложится ее жизнь? Хватит ли у нее сил начать все с нуля? Воспоминание о Нике Симпле постепенно становилось бледным и далеким, и она ловила себя на мысли, что больше ничего не хочет слышать о нем.
И вот наконец она оказалась в Мельбурне, в роскошном люксе роскошного отеля, где ее ждал букет великолепных красных роз и записка от Гранта с приглашением поужинать вместе в официальной обстановке. Гудман уведомлял ее, что присоединится к ней в шесть тридцать вечера.
Брайони уставилась на записку, погрузившись на минуту в свои невеселые размышления. Затем она подсчитала, что у нее есть около шести часов, и принялась за работу. Первым делом она отправилась в салон красоты в самом отеле, где сделала себе модную стрижку, маникюр, не забыв посетить и косметолога, после чего, чувствуя себя другим человеком и изысканно благоухая, отправилась по магазинам.
Грант появился ровно в шесть тридцать, и в первую минуту они лишь молча смотрели друг на друга. На нем был темный костюм классического покроя, в котором он выглядел весьма элегантно, хотя и несколько непривычно; на ней — черное шелковое платье по фигуре с бретелью на одном плече. Ее волосы блестели и отражали свет, на губах была помада цвета спелых красных ягод с блеском, а в ушах — золотые сережки с жемчужинками, ее единственная драгоценность.
— Ты выглядишь потрясающе, — сказал он наконец и протянул ей руку.
— Спасибо, — прошептала она и очутилась в его объятиях.
— Ты не очень-то хорошо придумала, — едва слышно проговорил он, глядя ей прямо в глаза.
Уголки ее губ задрожали.
— Я хотела подождать, но не смогла удержаться, чтобы не нарядиться для тебя, — ты об этом?
Он провел рукой по теплой и гладкой коже ее плеч.
— Именно об этом, но ничего, я потерплю.
—
— Точно?
— М-м-м… — Она обвила его шею руками, и он подчинился.
Прошло несколько минут, они уже сидели на мягком диване, держась за руки, когда он спросил:
— Как ты провела это время?
Брайони откинула голову на спинку дивана.
— Была занята. Котлованы под фундамент вырыты.
— Я имел в виду другое.
Она заколебалась, а затем честно призналась:
— Скучала, иногда просто с ума сходила, но удерживалась от того, чтобы пинать ногами стиральные машины.
Грант рассмеялся.
— А как ты провел каникулы с детьми?
— Хорошо, правда, все несколько осложняется тем, что Ханна от природы отличный стрелок, а у Скотта все получается гораздо хуже. Ханна к тому же лучше него ездит верхом и плавает. Она мне иногда напоминает тебя, очень спортивная девочка.
Брайони сочувственно заметила:
— Бедный Скотт, надеюсь, есть области, где и он отличается.
— К счастью, он прекрасно учится.
Какое-то время они помолчали, а затем Грант сказал:
— Нам пора.
Она повернула голову, и было что-то лукавое и веселое в ее глазах, хотя ответила она вполне серьезно:
— Действительно пора, мистер Гудман.
— С другой стороны, мы могли бы поужинать здесь, — сказал Грант, и глаза его заблестели.
— Это была твоя идея пойти куда-нибудь, — заметила Брайони.
— Одна из моих самых неудачных идей, как мне начинает казаться.
— Вовсе нет. — Она высвободила руку и поднялась. — Ты танцуешь?
— Да.
— Я надеялась, что ты пригласишь меня куда-нибудь, где мы могли бы потанцевать. Мне кажется, я уже сто лет не танцевала.
Он посмотрел на нее и встал.
— Очень хорошо, — пробормотал он, кладя руки на талию, — мы отправимся через минуту. — И стал целовать ее в шею, плечи, и казалось, не существовало шелка платья, когда он ласкал ее грудь.
Прошло чуть больше минуты, как он отпустил ее, но дыхание ее все еще было прерывистым, она чувствовала, что раскраснелась и что прическа, на которую она потратила столько сил, испорчена. Но это не беспокоило ее, она страстно желала его.
— Это… это нечестно, — прошептала она и облизнула пересохшие губы.
Грант улыбнулся.
— Говорят, в подобных обстоятельствах все честно. Иди приведи себя в порядок, а я пока вызову машину.
Они ели спаржу и лососину под голландским соусом. Ресторан определенно был высшего разряда, все женщины шикарно одеты — сверкали бриллианты, на спинках многих стульев небрежно висели норковые палантины. Обслуживание было великолепным, еда изысканной, и все же Брайони чувствовала себя не в своей тарелке.