Все имеет свою цену

Воэн Дона

— Не меня ли вы обсуждаете, Рути? Если меня, то вы абсолютно правы. Я буду погонять вас, пока не упадете. Вас и всех остальных бездельниц, которые приедут завтра.

— Вы всегда заставляете нас делать вдвое больше, чем других, в первый день, — пожаловалась Джойс.

— Прошу прощения за это, — сказал ей Хэллоран. — Я попытаюсь это исправить. Я буду погонять завтра этих несчастных еще сильней, чтобы вам было не обидно. — Улыбки, которые расцвели было на лицах женщин, при этих словах сразу же увяли.

Убедившись, что обе женщины приступили к работе, Хэллоран, как обычно,

прежде всего направился к огромной выложенной кафелем лоджии, чтобы раздвинуть стены из цельного стекла и впустить свежий ветер с океана. Раскрыв их, он бросил взгляд через террасу на аквамариновую воду плавательного бассейна, устройство которого было, по его мнению, пустой тратой денег, когда в нескольких шагах находился такой дар Божий, как океан, которым можно было пользоваться бесплатно.

Великолепный старый дом, думал он, возвращаясь в холл через лоджию. От других слуг из Палм-Бич Хэллоран слышал, что здесь был страшный скандал, когда Труман Вейл завещал этот дом не собственной дочери, а ее сыновьям. Все, что доставляло неприятности этой проклятой сучке Александре Мейнворинг, радовало его душу.

— Вас к телефону, — крикнула Рути.

Хэллоран последовал за ней на кухню, и только подняв трубку, понял, что это было ошибкой, так как услышал на другом конце линии голос Шейлы.

— Приходи в пять, — сказала она ему, и он не мог ей возразить, особенно в присутствии этих двух бездельниц, которые, перемывая стеклянную посуду, наблюдали за ним во все глаза.

— В пять, — повторил он, хотя более всего на свете хотел бы провести весь вечер здесь, в своей старой комнатушке над гаражом, размышляя о приезде хозяйки на следующей неделе. Киф, наверняка, смотрел сейчас с небес и знал правду о вожделении своего брата к его жене. Но Шейла не узнает о своей власти над ним, убеждал себя Хэллоран. Ему очень не хотелось, чтобы она об этом узнала.

* * *

Он нашел для Шейлы и юного Фрэнсиса хорошенький уютный домик, думал Хэллоран, останавливая машину перед бунгало в Западном Палм-Бич. К сожалению, когда отказало сердце Кифа, полиса страхования жизни не было. Но на что еще тратить свои деньги холостяку, вроде Хэллорана, как не на свою семью? Вот поэтому он помог подыскать им место, заплатил задаток и арендную плату и будет продолжать это делать.

Шейла встретила его в дверях. Не успел он узнать, как идут дела, а они уже были в спальне.

— А Фрэнсис? — спросил он, чуть не задыхаясь от прикосновения ее рук.

— Он придет позднее, но мы к тому времени управимся, не так ли, мой кобелек?

* * *

Снова одевшись, Шейла подала на ужин жаркое.

— У твоей бесценной хозяйки новый мужчина, пишут в газетах. Француз. Она тебе приказала приготовить для него отдельную спальню, или они будут спать вместе?

— Это уж не наше дело.

Шейла рассмеялась.

— Нечего мне рот затыкать своей добропорядочностью, Пат. Ты ведь знаешь, что она с ним как я с тобой. Она ничуть не лучше меня, и, может быть, хоть теперь ты признаешь это.

В

дверь постучали, но это был не Фрэнсис, а Мик Таггарт. Обычно Хэллоран не испытал бы радости при виде этого типа, поскольку у него были подозрения, что в его отсутствие он спит с Шейлой. Кроме того, Хэллоран считал, что о подвигах в Ирландской республиканской армии, которыми тот хвастал налево и направо, следовало бы, если это было правдой, помалкивать. Всякий раз, как этот тип пропускал несколько стаканчиков, его тянуло поболтать о взрывных устройствах и таймерах и о том, как лучше всего добиться, чтобы окровавленные куски тел разлетелись вокруг. Но сегодня Хэллоран, удивив и Шейлу и Мика, встретил его с распростертыми объятиями и буквально насильно втиснул стакан с виски в его руку.

— С чего бы это Пат стал так дружелюбен? — спросил Мик Таггарт у Шейлы, когда они после ухода Хэллорана забрались в кровать.

— Он боится, что я наговорю грубостей про его хозяйку. Видишь ли, он, похоже, считает ее девственницей.

— Про тебя он так не думает, а, старушка? — спросил Мик, хлопнув ее по заду. — Знает ли он, сколько лет мы с тобой подпрыгивали на матраце?

— Не знает, и ты будешь при нем помалкивать об этом.

— Ага, выходит, он тоже твой любовник?

— Здесь он платит по счетам, не так ли? Это дает ему некоторые привилегии.

— А как насчет тех времен, когда бедный старый Киф был жив и оплачивал счета? Тогда у Пата тоже были привилегии?

— Не твое собачье дело, — огрызнулась Шейла.

— Так у тебя все эти годы были мы оба? Интересно бы узнать, сколько еще, кроме нас?

— А у тебя что, разве не было другой женщины? Ты святой, Мик, не так ли?

Мик вдруг посерьезнел.

— А о другом он когда-нибудь подозревал?

— Нет, по крайней мере, не подозревал, как ты все дело испортил.

— Разве я знал, что младенчик умрет такой смертью?

— Мы могли бы стать миллионерами, если бы не твоя топорная работа, — ругала его Шейла.

Скрипнула входная дверь, и кто-то прошел через гостиную.

— Это Фрэнсис? — спросил у нее Мик в темноте. — Ты ему скажешь, что заходил его дядя?

— Из-за этого его и не было дома. Он сыт по горло поучениями нашего Пата. — Она прошлась рукой вдоль его тела. — Ну, может, теперь приступишь к делу?

— Когда Фрэнсис дома?

— Какое это имеет отношение ко всему остальному?

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Больше всего Камилла Пэйс напоминала Гизелле большую куклу. Если ее принарядить, привести в порядок и поставить на место, там она и останется стоять с мечтательной улыбкой на красивом лице и пустым взглядом прекрасных глаз, пока кто-нибудь не возьмет и не переставит ее на другое место.

— Я не хочу, чтобы она приезжала в Каса Дюран, — решительно сказала Гизелла Сандре по телефону, когда дочь подловила ее во время короткой остановки в Нью-Йорке по пути в Палм-Бич. — Одно из преимуществ семимесячного пребывания за границей заключалось в том, что мне приходилось видеть Камиллу исключительно на глянцевых фотографиях.