Все имена птиц. Хроники неизвестных времен

Галина Мария Семеновна

– Непорядок, – солидно сказал Вася. – Разберемся. Что за собака?

– Белая с рыжим… то есть, скорее всего, может, с черным, но скорее с рыжим. Темно, не видно. Нос с горбинкой. Ну, фильм еще был.

– Колли, – заключил Вася. – Ясно. Приметы собачника?

– Какие приметы у собачника? Куртка, сапоги резиновые. Кажется. Свистит.

– Ясно, – сказал Вася. – Поднимем этот вопрос. Больше ничего?

– Что – ничего?

– Подозрительного? Неадекватного? Все спокойно в районе?

– Не знаю, – неуверенно сказал

спортсмен-любитель. – Вроде все… А что?

– Ничего. Мы обязаны проверить любой сигнал. Если поступает.

– Нет-нет, – замахал ладонью собеседник и торопливо ухватил штормовку, которую наконец Вася великодушно ему протянул. – Собачники, это да. Они через дырку в заборе лезут. Написано: с собаками нельзя, – а они лезут!

Он запнулся и закусил губу, потому что и сам лез именно через ту дырку. А если ее заделают, то придется идти мимо проходной. Пропуска на стадион у него, понятное дело, не было, а бегать хотелось.

– Ладно. – Вася неторопливо поднялся, затолкав в карман Маркеса. – Спасибо за помощь. Пойдем, Розалия.

– И все? – удивился спортсмен-любитель.

– Ну да. А вы чего хотели? Чтобы мы вам медаль дали? Олимпийское золото? Извиняйте, не сезон.

Бегун обиженно пожал плечами и потрусил к выходу. Вася и Розка двинулись следом, но без спешки. Здоровый образ жизни, сказал Вася, надо соблюдать с умом. И снова закурил свой «Беломор».

Красные и зеленые листья подстриженного кустарника были усыпаны круглыми белыми ягодами. С моря волнами накатывало ощущение сырости и тоски.

Васина папироса светилась рубиновым огоньком. Где-то вдалеке, на линии, разделяющей море и небо, таким же чистым светом отблескивал маяк.

– Куда мы идем, Вася? – тоскливо спросила Розка.

– На этот вопрос, Розалия, – рассеянно ответил Вася, – философы отвечают по-разному. Но сторонники диалектического материализма полагают, что к победе коммунизма однозначно.

– Вася, ты опять…

– Ну, если конкретно в данный момент, то собаку ищем. Белую с рыжими пятнами. Или черными, но скорее рыжими. И главное, Розалия, нос с горбинкой. Такая вот ярко выраженная семитская собака, ну…

– Зачем она тебе?

– Зачем человеку собака? – удивился Вася. – Лоренца не читала? Долгими первобытными ночами собака была человеку единственным другом, и во мраке, наполненном страшными чужими звуками и запахами, оба они сидели у костра, вглядываясь в ночь. Впрочем, это не мешает людям с собаками обращаться по-свински. Что для друзей, в общем, обычное дело.

Розка замолкла. Васины объяснения, всегда очень подробные и совершенно не по делу, постоянно заводили ее в тупик.

– Они должны гулять тут каждый вечер, – бормотал тем временем Вася. – Собачники, они знаешь какие настырные? А собаки – ритуальщики, еще патер Браун говорил. Один и тот же маршрут, круглый год, в любую погоду. Поэтому мы торопиться, Розалия, не будем. Ага, вот…

Розке

было скучно, и, чтобы развлечь себя, она стала Анжеликой. На чистокровной кобыле Долли она ехала по темным канадским лесам, бок о бок с ее любимым мужем Жоффреем де Пейраком, и сердце ее замирало от любви и тоски, а над ней смыкались багряные кроны кленов и темные ветви елей. И над озером, отражавшим темное небо, и круглые красные деревья, и острые черные деревья, кто-то чужой и странный смотрел, смотрел ей в спину…

– Ой! – сказала Розка.

Но тут же облегченно выдохнула. Крупная колли с темными, чуть раскосыми глазами (совсем как у Васи) ткнулась черным влажным носом Розке в руку.

– Стой спокойно, – велел Вася. – Не дергайся.

– Да я и не дергаюсь, – обиделась Розка. – Я собак люблю.

– Ну, тогда погладь ее, что ли…

Розка наклонилась и стала трепать собаку за ушами. Собака вывалила язык и захакала. Нос у нее действительно был с горбинкой.

– А вот и хозяин…

Немолодой сухопарый хозяин очень напоминал давешнего спортсмена-любителя. Только тот был в штормовке и бритый, а этот – в штормовке и с бородкой.

– Естественный антагонизм, – прокомментировал Вася, – особенно драматичен, если возникает между сходными особями или группами, различающимися по минимальному числу признаков. Сечешь?

– Ага, – механически согласилась Розка.

– Не нравится мне, Розалия, – сообщил Вася, – вот этот твой либеральный оппортунизм. Вот это твое соглашательство. Точнее надо быть. Определенней.

– Лесси, – подал голос хозяин. – Лесси.

– Мало воображения у людей, – вздохнул Вася.

Собака, игриво, боком отскочив от Розки, бросилась к хозяину.

– Это он ревнует, – пояснил Вася Розке. – Между хозяином и собакой обычно устанавливаются интимные, особо прочные отношения. Это называется «импринтинг».

– Аг… – Розка прикусила губу.

Вася тем временем дружелюбно махал рукой собачнику. Вася был хамелеон.

Он ухитрялся сразу понравиться собеседнику. Тогда почему он так гнусно ведет себя с ней, Розкой? Потому что не хочет понравиться? Или, подумала она с ужасом, потому что ей, Розке, это в глубине души приятно?

– Хорошая у вас собачка. – Вася оценивающе окинул взглядом колли, которая так виляла хвостом, что контур его размылся. – Шестьдесят пять в холке? Шестьдесят восемь?

– Они поменяли стандарты, – обиженно сказал собачник. – И влепили нам хорька. Вы ведь подумайте, – обратился он к Розке как к сочувствующей. – С войны ведь выводили русскую версию колли, сухую, высокую, крупный костяк, мощный щипец, хорошая рабочая собака, и на` тебе… минус десять сантиметров, и переводят из служебных в декоративные. Здрасьте пожалуйста!

– Плакал наш план вязки?

– А то! Привез секретарь секции из Польши эту карлицу, и пошло-поехало! А ведь к нам раньше очередь была!