Все к лучшему
Шрифт:
— У тебя есть права?
— Не-а.
— Так зачем тебе машина без прав?
— Чтобы подкатывать к девчонкам, — отвечает Пит и разражается хриплым хохотом.
Я смеюсь вместе с ним.
— Пит, — говорю я, — чтобы подкатывать к девчонкам, машина не нужна.
— Так проще, — настаивает он.
— Посмотри на меня, — отвечаю я. — У меня же нет машины.
— Во-первых, — произносит Пит, — тебе не нужно ни к кому подкатывать, потому что ты помолвлен с Хоуп. — Питер всегда возражает по пунктам, и я представляю, как он стоит у телефона,
— Что?
— Ты не слабоумный.
Когда я спускаюсь на кухню, Норм в трусах и майке-алкоголичке жарит омлет.
— Доброе утро, — радостно произносит он. — Я приготовил тебе завтрак.
— Ты что, ночевал здесь? — недоверчиво спрашиваю я.
— С помидорами и луком, как ты любил в детстве, — с гордостью произносит он, сноровисто перекладывая омлет со сковородки на тарелку. — Ты до сих пор его любишь?
— Ты можешь ответить на мой вопрос?
Норм смотрит на меня.
— Я прикорнул на диване. Джед разрешил. Я хотел спросить у тебя, но ты уже спал.
— Ты что же, решил сюда переехать? — спрашиваю я.
— Всего на несколько дней, — примирительно отвечает Норм, ставя передо мной тарелку.
— Я думал, ты живешь у друзей.
Он пожимает плечами.
— Я и так уже злоупотребил их гостеприимством.
— Еще бы.
Мой сарказм Норм встречает привычной обезоруживающей улыбкой, как будто язвительное замечание адресовано не ему и можно смеяться вместе со всеми.
— Когда тебе выходить на работу?
— Я сегодня туда не пойду, — отвечаю я. Норм удивленно приподнимает брови, и я поднимаю руку, чтобы заставить его замолчать, решись он прокомментировать мои слова. — И на твоем месте я бы хорошенько подумал, прежде чем что-то говорить. От этого зависит, останешься ты здесь или нет.
Он пристально смотрит на меня, кивает и чуть ухмыляется.
— Я только хотел спросить, не нужна ли тебе соль, а то омлет, по-моему, недосолен.
Я подхватываю вилкой кусок омлета, засовываю в рот и задумчиво жую.
— Да, не мешало бы, — соглашаюсь я. — Спасибо. Норм подталкивает ко мне солонку, и она скользит по столу.
— Пожалуйста.
— Тебе вчера удалось догнать Мэтта? — интересуюсь я.
— Да.
— И?
— Сказал ему, что был плохим отцом.
— Надеюсь, он сидел, когда ты сообщил ему эту ошеломляющую новость.
— Он меня и слушать не стал, — пожимает плечами Норм, ставит сковородку в раковину и оборачивается.
Тут его напрягшийся член выскакивает в прорезь ширинки на трусах, и передо мной во всей красе предстает орудие, благодаря которому ваш покорный слуга появился на свет, — багровый детородный орган Норма.
— Спасибо, я наелся, — я с отвращением отодвигаю тарелку.
— Извини, — застенчиво, но не без гордости улыбается Норм, пряча член в трусы.
— Ладно, — говорю я. — Но я все-таки тебя спрошу. Что за фигня у тебя с виагрой?
Норм садится напротив меня.
— Я
— В форме?
Норм кивает и откидывается на спинку стула.
— В твоем возрасте я возбуждался моментально. Только увижу девушку с красивой грудью или крепкой задницей — и у меня уже стояло так, что хоть пиши членом или полотенце на него вешай. Но мне уже шестьдесят, этот поганец стал меня подводить, и чем дальше, тем чаще. Доживи до моих лет, сам увидишь. Не так-то это просто. Поэтому я пытаюсь запрограммировать свой организм так, чтобы он снова привыкал к тому, что эрекция — нормальная повседневная функция. Чтобы, когда в один прекрасный день встанет такая необходимость, член тоже встал.
— Понятно, — тяну я так, будто разговариваю с разумным человеком. — Тебе это врач прописал?
— Нет, я сам придумал, — с гордостью признается Норм.
— И тебя не смущает, что ты весь день разгуливаешь с эрекцией?
— Наоборот, я снова чувствую себя молодым. Полным жизни.
— Я молод, — возражаю я, — но я же не расхаживаю целыми днями со стоящим членом.
Норм расплывается в своей фирменной улыбке.
— Ты сам не знаешь, что теряешь.
Звонит Хоуп. По голосу слышно: она до сих пор сердится на меня за то, что я разбудил ее вчера ночью. Я еще не на работе, и это заботит ее куда больше.
— Почему ты до сих пор дома? — допытывается она.
— Отец зашел в гости, — объясняю я.
— Но ты ведь пойдешь на работу?
— Не знаю. Пока неохота.
На том конце провода повисает многозначительное молчание: Хоуп явно думает, что мне сказать.
— Зак, — мягко говорит она, — что происходит? Может, мне прилететь пораньше?
— Не надо, — отвечаю я. — Все в порядке. Просто я неважно себя чувствую.
— Какие у тебя симптомы?
— Общее недомогание.
— Что это значит?
— Не знаю. Наверно, я немного переутомился.
— Это из-за той процедуры?
— Нет.
— Ты меня пугаешь.
В трубке воцаряется тишина: Хоуп перестает стучать по клавиатуре.
— Почему?
— Не знаю. Ты странно себя ведешь. Вчера не звонил целый день, а потом разбудил, и голос у тебя был, как будто ты напился, или обкурился, или еще что-то такое. Сегодня второй день подряд пропускаешь работу и уверяешь, что у тебя все в порядке. Это совершенно на тебя не похоже. Может, ты сомневаешься из-за помолвки? Если так, скажи честно.
— Ничего подобного, — отвечаю я. — О боже, неужели нельзя устроить себе выходной, чтобы на тебя не ополчились все кому не лень?
— Я не все кому не лень. Я твоя невеста, — ледяным голосом отрезает Хоуп, и непонятно, то ли она сейчас расплачется, то ли набросится на меня с упреками.
— Ты права. Прости.
Наше угрюмое молчание нарушает лишь треск помех — двенадцать центов за минуту международного разговора.
— Ты встречался с Тамарой? — наконец интересуется Хоуп.
— Что?