Все к лучшему
Шрифт:
Сатч вразвалку подходит к Норму и встает прямо перед ним.
— А это еще кто такой?
— Я отец Пита, — отвечает Норм. — Я знал вашего отца, Джорджа. В семидесятых я помог ему заколотить досками вон ту витрину, когда хулиганы разбили стекло. И я уверен, он согласился бы со мной, что вы обязаны взять машину и вернуть нам деньги.
— Слышь ты, отец Пита, — ухмыляется Сатч. — Джордж — мой дед, а не отец. Если хочешь, можешь навестить его в доме престарелых и все ему рассказать. Правда, едва ли в его плотном графике найдется для тебя минутка: он только и делает, что пачкает штаны да спрашивает, как его зовут.
— Сочувствую, — с достоинством произносит Норм, делает шаг к
— Черт! — Сатч отшатывается назад. — Ты что, трешься членом о мою ногу? — И действительно, в штанах Норма торчит бугорок. — Извращенец!
— Да! — орет в ответ Норм, выпучив глаза и оскалив зубы. — Я извращенец и просто тащусь от всякого дерьма. А больше всего мне нравятся такие козлы, как ты, так что лучше отдавай мои деньги, да побыстрее.
— Да пошел ты! — Сатч грубо толкает Норма, тот теряет равновесие и плюхается на задницу.
— Не смей его трогать! — рычит Мэтт, прыгает Сатчу на спину, обхватывает его руками за шею, и все летит ко всем чертям.
Мэтт успевает пару-тройку раз врезать Сатчу в висок, после чего этот верзила резко пятится назад и впечатывает голову Мэтта в облицованную кирпичом стену магазина. Сатч пытается схватить Мэтта за волосы и сдирает с него парик, а Мэтт падает на землю.
— Что за фигня? — с отвращением произносит Сатч, переводя взгляд с парика на лысую голову Мэтта.
Тут я, воспользовавшись замешательством противника, пинаю его в пах, пусть не сильно, зато метко. Сатч оборачивается ко мне, но от боли у него подкашиваются ноги, и он падает на колени, а от второго удара, в грудь, валится на землю. Я прыгаю на него, одной рукой хватаю за рубашку, а второй молочу по лицу и никак не могу остановиться — даже когда на третьем или четвертом ударе чувствую, как ломается его нос, даже когда мне в лицо брызжет его кровь и я ощущаю ее медный привкус во рту, распахнутом в долгом первобытном крике, даже когда кулак пронзает такая боль, словно я размозжил руку о череп Сатча, даже когда он перестает отбиваться. Потому что, несмотря на всю боль и ужас происходящего, я получаю огромное удовольствие от драки, словно от долгожданного освобождения или первого жадного глотка воздуха, после того как выныриваешь из темной глубины на поверхность, и ощущение это не проходит, даже когда Норм с Мэттом оттаскивают меня от Сатча, даже когда я блюю на тротуар, даже когда приезжает полиция с сиренами и мигалками, патруль надевает на нас наручники и запихивает на заднее сиденье машины.
Глава 24
Мама с Питом приехали забрать нас из участка на ее «хонде сивик». Норм устроился на переднем сиденье — уж не знаю, случайно или по старой привычке, — а мы с братьями расположились сзади. Кажется, будто семейство Кинг едет на обычный пикник, вот только пузыри со льдом предназначены не для картофельного салата с мясом, а для моего опухшего, ноющего кулака и фиолетовой шишки на голове Мэтта. Несколько часов назад я с замиранием сердца наблюдал, как врачи «скорой» вынимали осколок зуба, застрявший между моими окровавленными костяшками, потом наложили три шва и забинтовали рану. Мэтт изо всех сил старается удержать на голове парик, прижимая лед к шишке размером с мяч для гольфа. Радует одно: все обвинения с нас сняли.
Норм в своей обычной шутливой манере заговорил с заднего сиденья с полицейским, который нас арестовал, Джимом Шихеном, и сообщил, что когда-то они с отцом Джима по очереди подвозили друг друга, давным-давно, когда Норм еще жил в Ривердейле. Оказалось, мистер Шихен-старший скончался в прошлом году, и добрые слова
— Не подумайте чего, — на прощанье сказал нам Шихен, — но он, конечно, редкая сволочь, что продал вашему сыну машину. Надо было его еще не так отделать.
И вот мы, обломки одной семьи, временно собрались вместе в «хонде» Лилы, не представляя, как склеить то, что было разбито, во что может вылиться наше воссоединение и нужно ли это нам вообще. Неловкая тишина окутывает нас, Лила включает радио, и Пит в одиночку самозабвенно подпевает Дейву Мэтьюсу. Я прошу маму отвезти нас на Джонсон-авеню, где оставил машину Джеда. С минуту мы стоим вокруг автомобиля, пытаясь понять, кто с кем поедет и кто где сядет. Наконец Норм предлагает выбраться куда-нибудь поужинать, но этого я уже не вынесу: у меня внутри до сих пор все дрожит, а в голове, точно на закольцованной записи, крутятся картины драки. Я отвечаю, что мне пора возвращаться, а у Мэтта концерт. Тогда Норм решает отправиться с Лилой и Питом домой на «мустанге» и поужинать там. Но сперва благодарит нас с Мэттом за то, что «поддержали» его во время разборки с Сатчем.
— Вот так команда! — восклицает он, раздуваясь от гордости. — Кинги — короли ринга!
Да, мы такие. Кинги — короли ринга. Берем не силой, так непредсказуемостью: тут стратегически выставим напоказ эрекцию, там неожиданно сверкнем лысиной, захваченный врасплох противник отвлекается на этот паноптикум и получает по голове. Норм восхищается нашими плевыми ранами, совершенно забыв о том, что дрались мы из-за Пита, а не из-за него, и что деньги нам вернуть так и не удалось. Как обычно, Норм оценивает успех по масштабам произведенной шумихи, а не по результату. Чего еще ждать от человека, для которого само путешествие всегда было важнее пункта назначения.
Мы с Мэттом стоим на обочине и, морщась от боли, смотрим вслед нашим родителям — зрелище, еще сегодня утром казавшееся немыслимым. Норм объявился всего несколько дней назад, надеясь на быстрое примирение — план, граничивший с бредом, — и вот вам пожалуйста: без труда включился в жизнь семьи, как будто никуда не уходил. «Неужели все может быть так просто?» — недоумеваю я. Неужели можно, наплевав на причиненную тобой боль и былые обиды, сломить чужое сопротивление и переиграть все по-новому, с пользой для себя? Есть в этой мысли что-то притягательное, что заставляет меня остановиться и задуматься над собственными проблемами. Быть может, мне не хватает дурацкого упрямства. Еще вчера я бы не подумал, что способен на такое, но сегодня все иначе. Теперь я из тех, кто дерется на улицах, кого возят в наручниках в полицейской машине, у кого из костяшек врачи вытаскивают осколки чужих зубов.
Вот только дрожь никак не унимается.
— Знаешь что, — говорю я Мэтту, который стащил с головы парик Элтона Джона и осторожно потирает ушибленный висок. — Отвези-ка ты машину обратно в город, мне еще кое-что нужно сделать.
— Здесь? — недоверчиво уточняет Мэтт.
— Хочу проведать Тамару и Софи.
Он забирает у меня ключи и нажимает на кнопку. Мигают фары, замки открываются, и «лексус» заводится.
— Как у нее дела? — интересуется Мэтт.
— У кого?
— О ком мы говорим?