Все к лучшему
Шрифт:
Норм удовлетворенно кивает.
— Ты уже несколько лет не работаешь, то есть, как я понимаю, у тебя на счету в банке круглая сумма.
— На жизнь хватает.
— Ну вот, — не унимается Норм. — Богатый, красивый мужчина в расцвете сил. Ты можешь заниматься чем угодно. Делать, что душа пожелает.
Джед кивает. Улыбка сползает с его лица.
— Так какого черта ты целыми днями сидишь дома перед телевизором?
— Норм! — рявкаю я. — Отстань от него.
— Если Джед хочет, чтобы я замолчал, пусть скажет: «Заткнись, Норм».
— Заткнись, Норм, — говорит Джед.
— Да ладно вам! — раздраженно восклицает Норм. — Мы же мужчины. Мы должны говорить
— Нет, — одновременно отвечаем мы с Джедом.
— Два парня живут в самом потрясающем городе на свете. Перед вами в буквальном смысле открыты все дороги. При этом один целые сутки торчит в своей дорогой квартире, дурманит голову телевизором, как героином, а ты, — тут Норм большим пальцем указывает через плечо на меня, — недоволен всем на свете, но изменить что-то тебе храбрости не хватает. Больно смотреть, как бездарно вы тратите свою жизнь. Неужели вы полагаете, что всегда будете молоды? Так я вам вот что скажу: старость наступает быстрее, чем вы думаете. Несется на тебя на всех парах, как паровоз.
— Я прихожу в себя, — поясняет Джед.
— Ты прячешься, — сочувственно поправляет Норм. — Вы оба чего-то боитесь, уж я не знаю чего. Да, Раэль погиб, и это большое горе. Но его смерть должна была научить вас, что жизнь — бесценный дар, тратить который вот так вот зря — преступление, как бы сильно вы ни оплакивали друга. Посмотрите на меня. Близкие меня презирают, я алкоголик, за всю жизнь сменил больше пятнадцати работ, в банке на счету и десяти тысяч не наберется. Если кому и должно быть страшно жить, так это мне. А я каждый день встаю с постели, одеваюсь и выхожу на люди и стараюсь делать все, что в моих силах. Иногда получается, иногда нет, но каждый вечер я ложусь спать, уверенный в том, что завтра будет еще один шанс изменить жизнь к лучшему. И знаете что? Я прекрасно сплю. Как ребенок, черт возьми. И пусть мне приходится пить таблетки, чтобы у меня встал член, зато вам двоим нужна таблетка для души. — Норм кивает, довольный сравнением. — Так и есть. Эректильная дисфункция души, вот что это такое. — Он открывает бардачок и принимается рыться в нем. — Ручки нет? Хочу записать. Хорошо сказал. Прямо хоть авторские права регистрируй.
— Ну ты и нахал, — не выдерживаю я.
— Да ладно тебе, — задумчиво произносит Джед. — Он прав.
— Ни фига, — внезапно меня охватывает волна гнева. — Да кто ты такой, чтобы врываться в нашу жизнь и лезть в душу? Раз ты такой умный, почему тогда ты неудачник?
— Хватит, Зак, — перебивает Джед, — отстань от него.
— Чего молчишь? — продолжаю я, не обращая внимания на Джеда. — С чего ты взял, что можешь кого-то чему-то учить? Уму непостижимо, как человек, сломавший собственную жизнь, еще отваживается давать советы другим!
Норм оборачивается ко мне.
— Иногда нужен слепой, чтобы научить зрячих видеть.
— Обалдеть! — выкрикиваю я. — Теперь ты сыплешь премудростями, которые выудил из китайского печенья с предсказаниями. И что вся эта белиберда значит?
— Успокойся, Зак, — отрезает Джед.
Тут до меня доходит, что «лексус» набирает скорость.
— Это значит, что вы можете учиться на моих ошибках, — взволнованно поясняет Норм. — Мудростью приходится делиться, потому что обычно она приходит, когда самому уже слишком поздно ею пользоваться.
— Удобно, ничего не скажешь, — замечаю я. — Тебе шестьдесят лет, ты ничего в жизни не добился, но это не значит, что ты неудачник, потому что ты обрел мудрость.
— Я не
— А ты когда-нибудь задумывался о том, что из-за тебя у твоих замечательных детей вся жизнь наперекосяк?
Норм грустно кивает. Пряди его волос развеваются на ветру.
— Не вся, — загадочно произносит он. — Еще не вечер. Поэтому я и здесь.
— Чтобы спасти нас своей мудростью.
— Заткнись, Зак! — рявкает Джед, перекрикивая шум двигателя.
Я бросаю взгляд через его плечо на спидометр и вижу, что мы несемся по Вестсайдскому шоссе на скорости девяносто пять миль в час.
— Помедленнее, Джед, — прошу я, но тот прибавляет газ и принимается лавировать между попутными автомобилями.
— Ничего себе! — Норм поворачивается и выпрямляется на сиденье.
— Заткнитесь оба, — ворчит Джед, обгоняет джип, едва не врезается в бампер серого BMW, притормаживает и сворачивает на обочину, чтобы его объехать. Под колесами кабриолета грохочут желобки безопасности.
— Джед! — кричу я.
— Мы собирались помочь Заку найти доктора. Все остальное потом, договорились? А то вы на меня тоску нагоняете.
— Договорились, — соглашается Норм.
— Ладно, — поддакиваю я. — Только давай помедленнее, хорошо?
Джед сворачивает с обочины на шоссе. Стрелка спидометра застывает на ста милях в час, и мы мчимся по дороге, обгоняя попутные автомобили, как будто они стоят. Но вместо того, чтобы еще раз попросить Джеда притормозить, мы откидываемся на сиденье и наслаждаемся скоростью, вжимаемся в спинки кресел, чтобы слиться с ней. Мы пулей летим по шоссе, вой мотора не слышен за ревом ветра, который лупит в лобовое стекло, бьет нас в грудь. Трое неудачников, мы рассекаем воздух, мечтая, чтобы какофония скорости хоть на время заглушила сумятицу в наших головах.
Глава 28
Главное здание загородного клуба «Ларчмонт», особняк в колониальном стиле, из красного кирпича с высокими белыми колоннами, находится на оживленной Уэстлейк-авеню. Территория огорожена забором в два с лишним метра высотой, за которым расположена просторная парковка. Будка охраны у входа и автоматические ворота подчеркивают элитарность клуба.
— Аристократическое местечко, — Норм с отвращением качает головой. Он из тех евреев, которые геройски признают свою национальность, только сталкиваясь с антисемитизмом. Он с подозрением оглядывает клуб, представляя себе сборища высокопоставленных расистов и арийские церемонии, которые проходят за закрытыми дверями в обитых плюшем залах особняка. — Нацисты чертовы.
— С чего ты взял, что они нацисты? — спрашиваю я.
— С того, — загадочно отвечает Норм, и в его голосе слышны отголоски былой боли, которая, как и его воображаемый алкоголизм, скорее всего, едва ли имеет какое-то отношение к действительности.
— Ну тогда с вами, двумя евреями, меня и на порог не пустят, — заявляет Джед, отъезжая от тротуара.
Разумеется, он шутит, однако Норм угрюмо кивает, как будто в прихожей действительно установлен детектор национальности.
Для элиты этот клуб или для простых смертных, но попасть в него проще, чем кажется. Нужно всего-навсего зайти со стороны поля для гольфа, неохраняемые границы которого простираются до жилых кварталов и примыкают к задним дворам массивных домов в стиле эпохи Тюдоров и колониальных особняков Ларчмонта. Сразу за клубом Джед сворачивает направо, рассматривает дома, мимо которых мы проезжаем, внимательно вглядывается во дворы и подъездные дорожки, наконец отыскивает подходящее место и паркуется у тротуара.