Все мы только гости
Шрифт:
– Тебя ищут, – осторожно сказала Тамара, разглядывая умное интеллигентное лицо.
– Да? – удивился он. – А ты что же от своего Овсянникова сбежала? Не захотел на тебе жениться?
У него изменилась не только внешность, речь и голос изменились тоже. Совсем не походил он на рыночного бандюгана. И оттого что новый Филин, умный, вальяжный и дорого одетый, откровенно над ней насмехался и сразу попал в точку, Тамара почувствовала себя совсем раздавленной и еще почему-то неуклюжей деревенской дурой, хотела огрызнуться,
– Ты хотел, чтобы я Овсянникова привела, я приведу. Хочешь?
– Нет, – покачал он головой, не отрываясь от дороги. – Больше нет такой необходимости.
Он видел, что она вся кипит от злости, и эта ее злость показалась ему по-детски жалкой, и сама она показалась ему жалкой, даже какой-то убогой, похожей на бездомного щенка, и он искренне ее пожалел.
Филин притормозил перед железнодорожным переездом и выехал из города, Тамара этого не заметила.
– Останови машину, – буркнула она, когда вдали замаячил указатель поворота к деревне, где когда-то жили ее дальние родственники, а теперь никакой родни там не осталось.
Филин посмотрел на нее с насмешкой и послушно съехал на обочину. И еще что-то было в его взгляде, отчего Тамара посидела молча и еле слышно прошептала:
– Поцелуй меня.
– Что? – опешил он. Посмотрел на нее с изумлением и разозлился так, что свело скулы. – Я тебе что, эрзац-бойфренд? За неимением гербовой пишем на простой? Да?
У него даже речь стала другая, отстраненно отметила Тамара. Она молчала, уткнув лицо в ладони, и думала о том, что она не нужна никому, даже Филину, а ведь ей почему-то показалось – она ему нравится. Она молчала, и он взорвался окончательно:
– Пошла отсюда! Убирайся из моей машины!
Она опять ничего не ответила, и тогда он, перегнувшись через нее, толкнул дверь, а потом толкнул Тамару. Она не стала дожидаться, когда он совсем ее выпихнет, выбралась из машины и, как скрюченная старушка, медленно побрела вдоль шоссе. Даже не сообразила, что к городу надо идти в обратную сторону.
Мягко шумел лес по обе стороны дороги, негромко щебетали птицы, порхали разноцветные бабочки. Белый «Фольксваген» медленно ее обогнал и остановился, Филин открыл дверь, перегнувшись через сиденье, зло бросил:
– Садись.
Она не отреагировала, продолжала брести, почти не отрывая ног от земли. Он подал машину вперед:
– Садись. Да садись ты, дура!
Тамара постояла, тупо пялясь на открытую дверь небольшого джипа, вздохнула и забралась внутрь.
Мотор негромко приятно гудел, в салоне было в меру прохладно, Тамара уставилась в окно, на Филина не смотрела. Он мягко правой рукой развернул ее к себе, наклонился и коснулся ее губ, сначала легко, а потом настойчиво. От него пахло горькой свежей туалетной водой, наверняка очень дорогой.
Она и не подозревала,
Тамара высвободила руку, которую он неловко прижал, обняла его за шею и прильнула к мускулистой груди.
Сергей выбежал на перекресток вслед за стихающим шумом отъезжающей машины.
– Где она? Где девушка? – Он рванулся к хилому патрулю – двоим совсем молоденьким курсантам и парню чуть постарше, в полицейской форме. Парня он узнал, встречал в городе.
Курсанты перепугались, полицейский тоже заметно струхнул, но ответил степенно:
– В машину села. Белый «Фольксваген». Джип.
– Номер! – заорал Сергей на несчастного копа. – Номер запомнил?
Орать на парня было нельзя, Сергей давно дал себе зарок не орать никогда и ни на кого. Не сдержался. За Томку стало так страшно, как, пожалуй, никогда и ни за кого раньше.
Как ни странно, полицейский номер запомнил и продиктовал его четко, без запинки.
– Нас предупреждали насчет черной «Тойоты», – попытался оправдаться парень.
– Ладно, – отмахнулся Сергей Михайлович. – Не важно. За рулем кто был?
– Мужик какой-то, – переглянулся патруль.
– Усов, бороды нет. Очки, – доложил полицейский. – Лет тридцать.
Через час Овсянникову доложили, что белый «Фольксваген» въехал в город со стороны завода сегодня утром, его зафиксировали камеры наблюдения, так вовремя установленные на заводе.
Ничто не говорило о том, что Томка села к киллеру.
Ничто, кроме интуиции Сергея и страха.
Если с ней что-то случится, он навсегда останется подлецом. Он не сможет жить, если будет чувствовать себя подлецом.
Осадок от Томкиного побега был таким отвратительным, что оставаться дома Лина не могла.
– Николай Иваныч, – предложила она. – Давайте на рынок сходим. Раньше там всякие штучки из дерева продавали. Туески, корзиночки. Сейчас продают, не знаете?
– Продают. А зачем тебе? Неужели в Москве такого барахла нет?
Конечно, выходить из дома не стоило, но от настоящей опасности, которая ей теперь угрожала, стены дома не спасали. К тому же, пока Овсянников жив, Лине киллер не страшен, у него сейчас одна задача, главная, на девчонок он отвлекаться не станет. Да и патрули не зря поставлены.
– Не барахла, а красоты, – поправила Лина. – В Москве есть, конечно, но все какое-то аляповатое. Здешние мастера лучше работают. Раньше работали, во всяком случае. Давайте сходим, Николай Иваныч. Хоть каких-то сувениров привезу, не хочется уезжать с пустыми руками. И еще мне нужно какой-нибудь банкомат найти: отдам вам деньги за билет, совсем наличных не останется.
– За билет можешь не отдавать, – проворчал он. – Вернешь когда-нибудь потом, я не бедствую.
– Спасибо, но я не люблю долгов.