Все мы только гости
Шрифт:
Из той давней встречи с робкой теткой-провидицей Филин вынес главное: следует всегда прислушиваться к собственной интуиции, только тогда можно переиграть судьбу. Витьке в тот далекий день не хотелось идти в увольнительную, он собирался поменяться с кем-нибудь, чтобы гулять, когда его подружка будет выходная. А Филин его уговорил.
– Томка-то где работает, не знаешь? – полюбопытствовал Николай Иванович.
Сидеть с Линой ему было хорошо, он только побаивался, что ей это надоест. Впрочем, пока не надоело, он это чувствовал.
– В областной администрации.
– Ну,
– Да ну вас, Николай Иванович. – Лина поерзала в мягком кресле, устраиваясь поудобнее. Кресла были старинные, принадлежали еще прадеду, Лина очень их любила. – И Тома совсем не дура.
– Не да ну, а точно. – Он тоже откинулся на спинку кресла. В этих креслах они любили сидеть с Полиной по вечерам. – Раньше, при советской власти, умные шли в ученые, конструкторы и сидели на жалких зарплатах. А не очень умные становились завскладами и жили не в пример лучше. Томка, конечно, не дура, но и не умная, настоящий серьезный вуз ей никогда не осилить. При советской власти она бы точно в торговлю пошла, а при нынешней устроилась еще лучше. Да что ты споришь, сама все видеть должна.
– Я не спорю, – согласилась Лина. – Меня тоже удивляет, что у нас ум и талант не очень ценятся. Когда зарплата водителя автобуса в два раза больше зарплаты квалифицированного специалиста, это грустно. У родителей друзья в НИИ остались, где они раньше работали, там такие оклады… слезы одни. Да у нас и на Нобелевскую премию квартиру не купишь. Черт знает что.
– Отсюда все наши беды. Ум и талант в нашей стране никогда не ценились. Я, когда телевизор включаю, каждый раз поражаюсь, до чего же бездарные певички на экране. Неужели нормальных голосов в России не осталось?
– Деньги, – вздохнула Лина. – Кто-то их раскручивает.
– Да, – кивнул он. – Против денег талант бессилен. Все наши беды оттого, что у нас нельзя заработать денег. У нас их можно только украсть. Большие деньги, я имею в виду.
– Я понимаю.
– И поэтому я за тебя боюсь, – признался он.
– Не бойтесь, – улыбнулась Лина. – Я хорошо зарабатываю. И работаю честно. Мне повезло, в Москве есть иностранные фирмы.
– Несчастная у нас страна. Когда законы пишут спортсмены и певицы, а не юристы и экономисты, это страшно.
– Везде так, – грустно констатировала Лина.
– А Павел твой кто? – помолчав, спросил он.
– Он не мой, – поправила она. – У него своя фирма, насколько я понимаю. Они системы видеонаблюдения устанавливают. Это честные деньги.
– Честные, – согласился Николай Иванович.
Ему хотелось сказать ей, чтобы она пригляделась к Павлу. Ему казалось, что тот был бы ей хорошим мужем и ей никогда не пришло бы в голову с ним развестись.
Не сказал. Это он считал ее внучкой, а она его едва ли считает дедом.
Николай Иванович сильно постарел за прошедшие годы. Ему очень много лет, она могла бы его больше не увидеть, если бы и дальше думала только о своих переживаниях, о Косте, о Стасе… Она совсем забыла, какой он родной.
– Я буду приезжать всегда. – Лина наклонилась к старику и взяла его за руку. – В каждый
– Приезжай, – скупо улыбнулся он, осторожно высвобождая руку. – Я всегда тебе рад, ты знаешь.
Лесополоса вдоль дороги оказалась широкой, больше похожей на небольшую рощу. В отличие от лесов вдоль трасс, по которым Тропинину приходилось ездить, мусора в рощице почти совсем не было, и подлеска практически нет. Трава росла невысокая, кудрявая, как ковер, следов на ней совсем не оставалось. Несколько раз ему встретились поваленные недавним ураганом березы с пожухлыми листьями, Тропинин для верности посмотрел и под упавшими деревьями, но ничего стоящего не заметил.
Он плохо представлял себе, что ищет. Наверное, поэтому, вернувшись к месту начала поиска, опять стал кругами бродить между тонких высоких стволов. Теперь упавшие деревья он осматривал тщательнее. Как настоящий следопыт, мелькнула дурацкая мысль.
Что-то похожее на след человека он заметил под четвертым поваленным деревом. Собственно, никакого следа не было, просто яма, оставшаяся от вырванного стихией ствола, чем-то отличалась от остальных, которые он оглядел ранее. Земля оказалась утоптанной, края ямы не осыпались, когда он туда спрыгнул. Он долго и с разных сторон пытался сунуть руки под ствол, понимая, что это опасно: положение дерева не казалось прочным, и, сместившись, оно вполне могло оставить его без рук.
Через некоторое время Тропинин вылез наружу, отряхнул испачканную землей одежду, сорвал с ближайшего дерева ветку и, как веником, попытался пригладить дно ямы.
Ветку он выбросил, только выбравшись на дорогу.
Под поваленным деревом было спрятано что-то, упакованное в полиэтилен, и это вполне могло принадлежать хозяину укрытой в кустах несколько дней назад черной машины.
Киллеру?
Сделан тайник умело, без домкрата дерево не поднять, а без лопаты спутанную корнями землю не разрыть. А кто ходит в лес с домкратом или лопатой? Никто.
Скорее всего, сюда вообще никто не ходит, даже грибники – слишком близко от железной дороги, от песчаного берега реки со звонкими детскими голосами, от жилых домов. Разве что парочка какая-нибудь забредет посидеть на травке вдалеке от чужих глаз, но под поваленное дерево никакие влюбленные точно не полезут. И никто не полезет, даже случайный грибник.
Павел не сразу понял, что почти бежит, и заставил себя замедлить шаг. Ему не стоило привлекать к себе внимание.
Ленка, конечно, Тамару раздражала, но сидеть молча было еще хуже, совсем невмоготу. Можно найти в интернет-библиотеке какую-нибудь книжку, но читать Тамаре было лень.
– Лен, ну не злись, – попросила она. – Я не хотела тебя обидеть, правда. Я вот сейчас умру от скуки, а у тебя будет грех на душе на всю оставшуюся жизнь.
– Да что я вам, массовик-затейник? – пробурчала Ленка, но все-таки улыбнулась. Вот дура-то отходчивая, прости господи. Тамаре кто-нибудь посмел бы намекнуть, что ей мужика кроме как ребенком удержать нечем…
– Как ты тут развлекаешься-то, когда на работу не ходишь? Не скучно тебе?
– Скучно, конечно, – вздохнула Лена. – Никак не развлекаюсь. На речку хожу. Все подруги разъехались, кто в Москве, кто где.