Все Мы Злодеи
Шрифт:
У нее все получится.
Изобель проследовала за Ридом, отодвинула черные бархатные занавески и прошла в расположенную в подсобном помещении тесную мастерскую. Рид рылся в шкафах, забитых пустыми магическими камнями, пока девушка неловко топталась в углу.
– Это ваш магазин? – спросила она.
– Да, – коротко ответил заклинатель. Он положил на стол сделанную из блестящего красного дерева магическую доску с выгравированной на ней септограммой. Магические доски создавали энергетическое поле, которое направляло сырую магию в кристаллы.
– Как долго?
– С тех пор, как умер мой отец. Уж ты-то должна
Ее улыбка дрогнула, но только на мгновение.
– Да, приношу вам свои соболезнования, – сказала она, хоть и не могла вспомнить, кого и когда конкретно хоронили. С тех пор как ее семья начала таскать ее на кладбище, она приучилась не запоминать детали церемоний. – Я слышала много хорошего о вашем отце и вашей семье.
Ответом ей стало только уклончивое ворчание.
Изобель подошла ближе, заглянув заклинателю через плечо. В каждой точке септограммы Рид поместил отвратительные ингредиенты Тараканьей брони, в число которых входили один позвонок, экзоскелет линялой цикады, горсть чертополоха, кусок железной руды, столовая ложка могильной грязи, крыло мухи и не касавшийся земли погребальный саван. В ее семье привыкли полагаться на заклинания такого рода – на те, для создания которых требовались ресурсы, к которым больше никто не хотел прикасаться. В центре магической доски лежал раскрытый медальон Изобель с белым кристаллом внутри.
Рид откупорил каждую склянку с сырой магией. Сияющие как звезды белые крапинки парили внутри, словно не желая, чтобы кто-то тревожил их покой. Заклинатель осторожно вытащил магию из контейнеров: где погладил горлышко склянки, где шепнул пару слов – так ласково и близко, что стекло запотело от его дыхания.
Постепенно магия полилась на септограмму, и комнату словно осветила целая стая светлячков. Как только все контейнеры опустели, Рид наклонился и поцеловал магическую доску, как это было принято при подготовке любых заклинаний или проклятий, связанных со смертью. В тот же миг магия начала перемешиваться.
– Мне не нравится, когда мне лезут под руку во время работы, – коротко сказал он.
Несмотря на то, что Изобель и сама бессчетное количество раз создавала чары, она была так заворожена его работой, что ей потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что он обращается к ней.
– Вы сказали, что я могу посмотреть, – сказала она.
– Ты пришла сюда не для того, чтобы смотреть.
Как она и боялась, надеяться на союз с Ридом было слишком оптимистично.
Тем не менее она не собиралась так легко сдаваться, особенно после того, как папа с такой уверенностью заявил об этом в интервью для вечерних новостей. Изобель оглядела комнату в поисках какой-нибудь другой темы для разговора. Ее взгляд упал на книгу в мягкой обложке в углу его полки, корешок потертый от чрезмерного использования.
– «Традиция трагедии», – прочитала она, стараясь, чтобы ее голос звучал бодро. На самом деле эти слова оставляли после себя неприятное послевкусие. – Не так уж часто можно увидеть ее у жителей Ильверната.
– Ее написал житель Ильверната, – заметил Рид.
– Ее написал Грив, – поправила она. Едва ли это считается: семейство Грив было объектом насмешек.
– Ты не одобряешь, что они выставили грязное белье Ильверната напоказ?
Изобель знала, что ей следует быть вежливой, но когда речь заходила об этой книге,
– Это неуважение. И как раз в тот момент, когда шумиха улеглась, наступила Кровавая луна. И теперь в городе полно орущих на нас протестующих, нас беспокоят журналисты, на нас глазеют охотники за проклятьями…
– Кто бы говорил. Я видел, какое шоу ты устроила для того журналиста.
Изобель попыталась не вздрогнуть от стыда.
– Но это не значит, что я это одобряю.
– Каждые двадцать лет мы отправляем семерых подростков на бойню и награждаем того, чьи руки оказываются сильнее всего запятнаны в крови, – решительно сказал Рид, все еще не сводя глаз со своей работы. – Лучше бы ты беспокоилась из-за нашего отвратительного поведения.
Изобель никак не ожидала, что представитель самой уважаемой семьи проклинателей города будет критиковать турнир. МакТавиши зарабатывали на жизнь тем, что причиняли вред другим, и раздвигали границы строгого законодательства своей страны о создании проклятий. Они были в числе тех немногих – помимо членов семейств, принимающих участие в турнире, – кто знал о турнире до выхода этой книги. Возможно, для них это и было бизнесом – но также оставалось и традицией. Тем, чем стоило гордиться.
По крайней мере, так папа сказал ей прошлой зимой, когда семья решила, что чемпионкой станет она.
«Что значит – не хочешь? – ругался он, не обращая внимания на ее слезы. – Это твой долг, Изобель. Ну и что с того, что журналисты узнали об этом немного раньше? Наконец-то наше семейство будет представлять чемпиона, которым мы сможем гордиться».
– Тогда зачем вы делаете для меня это проклятье? – спросила Изобель у Рида, отгоняя неприятные воспоминания. – Вы же знаете, что я планирую использовать его на турнире.
– Я никогда не говорил, что сам не буду проявлять неуважение.
Этот ответ встревожил Изобель, но прежде чем она начала снова давить на него, он добавил:
– Ты – не первый чемпион, который пришел ко мне. Я уже встречался с Карбри Дэрроу и Элионор Пэйн. Семейство Карбри знает о прошлых турнирах больше, чем кто-либо другой. Элионор отложила поступление в университет, чтобы стать чемпионкой. А тот, кто станет чемпионом Торбернов, победит множество соперников еще до начала турнира. И все же, в газетах чаще всего пишут о тебе. С чего это?
С того, что с тех пор, как пресса прицепилась к Изобель, ее семья начала продавать истории о ней. Фотографии, на которых она применяет сложные заклинания. Табели успеваемости – даже с начальной школы. Даже цитаты ее отца, который рассуждал о том, каково это – воспитывать одаренного ребенка.
– Потому что я способная, – ответила Изобель.
– Все известные на данный момент чемпионы могут сказать то же самое.
– Я лучшая ученица класса. Я создаю и применяю заклинания лучше, чем кто-либо из них.
Рид ничего не ответил.
Изобель изо всех сил пыталась придумать другую тему для разговора, найти еще какую-нибудь причину, чтобы задержаться в комнате. На противоположном конце стола лежал пожелтевший от времени гримуар. Из любопытства Изобель открыла его – и наткнулась на рецепт смертельного проклятья под названием Объятья жнеца. Она никогда прежде о нем не слышала. Девушка провела пальцами по выцветшим инструкциям и прищурилась, пытаясь разобрать написанное.