Все о мужских грехах
Шрифт:
— А почему это женщина побои должна терпеть? — ехидно поинтересовалась я. — Она хотела всего лишь развестись, а он?.. Не бросался бы на милицию с ножом, так и жив бы остался!
— Все равно она сука! Ненавижу! Была бы она тогда жива, и ее, как овцу, зарезал бы! — орал в ответ Витька так, что даже слюна на губах выступила, как от бешенства. — Ее счастье, что померла до этого!
— Это он так про родную мать? — в ужасе воскликнул мужчина. — Да я его!
— И не отказывайте себе ни в чем! — разрешила я. — Только насмерть не забейте! Он мне пока еще живой нужен!
Мужчина начал изо всех сил пинать
— Когда ты, падаль, Казимира резал, он тоже, наверное, кричал! Когда ты Клару насиловал и она от боли кричала, тебе это слух радовало! Когда ты еще одну женщину насиловал и она кричала так, что все соседи слышали, ты кайф ловил! А вот теперь ты от боли корчишься и во весь голос орешь! — и, повернувшись к мужчине, сказала: — Хватит!
Тот еще раз напоследок пнул Зайцева и, тяжело дыша, отошел от него.
— Ну, Зайцев! А теперь, когда ты понял, что в следующий раз я могу этого человека и не остановить, ты мне подробненько всю свою поганую жизнь расскажешь, начиная с того момента, когда свой первый срок отмотал. И учти! Если я поймаю тебя на вранье, то я свое обещание насчет Сухуми выполню. А тебя там такое ждет, что сам о смерти молить будешь! Ну, ты готов говорить? — спросила я.
— Дай слово, что в Сухуми меня не отправишь, — еле шевеля разбитыми губами, сказал Зайцев. — Лучше уж меня здесь до смерти забейте, чем я к Пашке в руки попаду, а то ни слова не скажу!
— Даю слово, что не отправлю тебя в Сухуми, — с самым честным видом сказала я и попросила стоявшего рядом мужчину: — Окатите его водичкой для придания бодрости и посадите опять к стене.
Мужчина ненадолго вышел и вернулся с ведром грязной воды — наверное, на каком-то из складов только что вымыли полы и еще не успели ее выплеснуть. Он с брезгливым выражением лица посадил Зайцева, прислонив к стене, облил его водой и повернулся ко мне в ожидании дальнейших распоряжений.
— Пока все, — сказала я. — И можете выйти — если вы мне потребуетесь, то я вас позову.
Мужчина вышел, а я достала диктофон, поставила на колено, включила его и приказала:
— Начинай!
И Зайцев стал рассказывать долго и нудно, при этом грязно ругаясь в адрес теперь уже покойников. Очень многое из того, что он говорил, я уже знала, но было и кое-что новенькое, и дать прослушать эту запись Андрееву и остальным, как я собиралась, было невозможно: Семен Иванович это выдержал бы, а вот Манана Георгиевна с Вандой — вряд ли! Особенно если учитывать, в каком они сейчас состоянии. «Придется пересказывать своими словами», — поняла я. Витька между тем дошел до дня рождения сожительницы Анатолия Тихонова, и я спросила:
— Что же ты любимую женщину застрелил? Пожалел, чтобы не мучилась? Мог бы ведь и ножом, как остальных?
— Любимую! — презрительно сказал тот, как плюнул. — Да я с этой шалавой связался только из-за ее брата — думал, что смогу при нем хорошо устроиться! А как она язык начала распускать, тут уже не до него было! И застрелил я ее для отвода глаз. Если бы ножом, то тогда ясно было бы, что это я — кого бы еще она близко подпустила? У нее и у самой пистолет был. А про мой пистолет Пашка ничего не знал, вот и получилось, что шальная пуля, и все! Да и кто бы ее посмел тронуть, зная, кто у нее брат.
— Чего ж тогда сбежал, если был уверен, что он
— А на всякий случай, — ответил Зайцев. — Он же бешеный!..
Дослушав его исповедь до конца, я еще кое-что уточнила и сказала:
— Ну, у меня к тебе больше вопросов нет, — и, подойдя к двери, кивнула бледному до синевы, стоявшему с закушенной губой Кирьянову — он явно не ожидал, что ему в руки попадет такая нелюдь.
Володя и его ребята вошли в помещение склада, вывели оттуда Зайцева и посадили в машину.
— Спасибо, Таня! — сказал мне на прощанье Киря.
— Пожалуйста, — усмехнулась я. — Если потребуется, у меня есть кассета с записью исповеди этого подонка.
— А! — отмахнулся Володя. — Я и сам все записал!
Он сел в машину, и они уехали, а я сказала в удивлении смотревшим на меня людям Андреева:
— Вот и все! Можете сообщить Семену Ивановичу, что я готова отчитаться перед ним в палате у Сандры. Так что пусть он отправляется туда, я скоро подъеду.
По дороге в больницу я остановилась и, достав из сумки визитку Фролова, набрала его номер.
— Павел Васильевич, это Иванова, — сказала я, когда он мне ответил.
— Что ж вы так долго! — в сердцах бросил он.
— Зато результативно! — сказала я.
— Ну? Где он? — тут же изменив тон, спросил он.
— В Тарасовском СИЗО — его только что взяли. Это все, что я могу для вас сделать, — закончила я.
— А большего от вас и не требуется, — хрипло сказал он. — И помните, что я ваш должник!
— Тогда сделайте так, чтобы тбилисскому адвокату Зурабу Гоглидзе жизнь медом не казалась, — попросила я. — Это гнида еще похлеще Зайцева.
— Слышал о таком и ничего возразить не могу — он, и правда, сволочь редкая, — согласился со мной Фролов и пообещал: — Ладно! Устрою я ему веселую жизнь! Обхохочется до слез!
«Ну вот! — подумала я. — Этот вопрос я закрыла, и осталось мне только отчитаться перед Семеном Ивановичем, а там… — я даже зажмурилась от предвкушения. — Буду отдыхать, пока не надоест!» И я поехала в больницу.
На этаже, где лежала Ванда, было не протолкнуться от охраны, а ее глава, Михаил Петрович Сазонов, сидел на стуле возле двери, что долженствовало означать, что сам Андреев уже там. Сновавшие по коридору врачи и медсестры недовольно хмурились, глядя на посторонних, но не смели ничего сказать, потому что вопрос о присутствии в больнице этой охраны решался не иначе как на самом верху. В палату меня пропустили беспрепятственно, и я, войдя, первым делом увидела по-хозяйски расположившегося около окна Андреева, рядом с ним его жену, напротив них возле сидевшей на постели светловолосой девушки устроились Иван и Манана Георгиевна, словно два противоборствующих лагеря.
— Здравствуйте! — сказала я всем, а потом обратилась к девушке: — Здравствуй, ясновельможная паненка Ванда Казимировна Стадницкая! Ты еще не забыла, что тебя так когда-то звали? — Все Андреевы непонимающе уставились на меня, а я, увидев ужас в глазах Мананы Георгиевны и Ванды, поторопилась добавить: — Не стоит волноваться! Считайте, что Виктор Зайцев навсегда исчез из вашей жизни и больше не причинит вам зла! Поверьте мне!
— Какая Ванда? — потрясенно крикнул Андреев.
— Сашенька?! — воскликнул Иван. — Тебя действительно Вандой зовут?