Все о мужских грехах
Шрифт:
Весь следующий день я провела как приклеенная в номере, заказывая туда еду и кофе, и даже, уходя в ванную, оставляла дверь открытой, чтобы быстрее добежать до телефона, если он зазвонит. Но день прошел впустую. Достав гадальные кости, я совсем было собралась их бросить, но потом передумала и убрала их обратно в сумку, буркнув при этом:
— Вот и верь вам после этого! Наобещали мне радужные перспективы, а их и в помине нет! Что же мне теперь, тут навечно поселиться? И при этом еще ни на минутку не выходить
Но следующий день показал, что они были правы, а я — нет! Потому что, когда я ела в номере свой завтрак, в номер постучали. Я сорвалась с места как ужаленная и, подскочив к двери, рывком открыла ее — в коридоре стоял приятной внешности мужчина лет сорока со вчерашней газетой в руках.
— Госпожа Иванова? — по-русски спросил он.
— Да, это я. Проходите, пожалуйста! — сказала я и посторонилась.
Увидев на столе тарелки, он смутился и извинился:
— Простите, я оторвал вас от завтрака.
— Ничего страшного, если вы по делу. Но если нет, то предупреждаю, что в гневе я ужасна, — вроде бы шутя, но вместе с тем предельно серьезно сказала я.
— Я по делу, — заверил меня он и, достав визитную карточку, протянул ее мне. — Меня зовут Иоганн Штерн.
— Татьяна Иванова, — сказала я, протягивая ему свою.
— О! Вы частный детектив? — удивился он, прочитав то, что там было написано.
— Да! — подтвердила я и, в свою очередь, спросила: — Так это вы приезжали в Сухуми, где искали Стадницких? — воскликнула я.
— Да! — кивнул он. — Мне тогда сказали, что Клара и Казимир были убиты, а их дочь пропала.
— Она спаслась, — заверила его я. — Точнее, ее спасли.
— У вас есть доказательства того, что это, — он потряс газетой, — действительно Ванда Стадницкая?
— И много! — твердо заявила я. — Есть письменные, заверенные грузинским нотариусом с соблюдением всех должных формальностей, но главное доказательство находится здесь, в Германии.
— Здесь? — удивился он.
— Да, во Франкфурте-на-Майне сейчас живут родители и брат с сестрой Клары. Они в Германию переехали. Я была у них совсем недавно, — с тщательно скрываемым удовольствием от того, что знаю больше его, объяснила я.
— О, боже! — воскликнул он. — Завтракайте, забирайте все документы, и поедем к моему патрону! — от нетерпения он чуть не приплясывал.
— Я вполне могу обойтись и без завтрака, если там найдется нормальный кофе. Работа для меня — прежде всего!
— О! — снова воскликнул он. — Это замечательно, что у вас такой деловой подход к жизни! А кофе я вам буду варить сам! — И вдруг улыбнулся: — Я еще не разучился это делать так, как принято в России, а не здесь, где все пьют кофе без кофеина!
— Это то же самое, что голландские розы без запаха! — поддержала его я, беря сумку — все документы были там. — А если у вас еще и курить можно!..
— Успокойтесь! —
Мы вышли из номера, и пока ждали лифта, я спросила:
— Вы из России?
— Да, мои родители уехали оттуда с первой волной эмигрантов и успели здесь неплохо устроиться, пока остальные только думали, стоит ли это делать. Так что университет я заканчивал уже здесь и благодаря знанию русского сумел кое-чего достичь.
— Но это еще не предел? — улыбнулась я.
— О, нет! Я очень честолюбив! — тихонько, как бы по секрету сказал он мне.
Офис его патрона был выдержан в добром старом стиле: массивная мебель, богемского стекла люстры под потолком, мягкие ковры под ногами, словом, все говорило о том, что дела здесь ведутся веками и контора эта солидная. При виде меня стройный седой мужчина, лет шестидесяти с небольшим, отложил курительную трубку, поднялся из-за стола и протянул мне руку.
— Фридрих Полдорф, — представился он.
— Татьяна Иванова, — сказала я, отвечая на его рукопожатие.
Решив, что с официальной частью покончено, я села возле его стола, а он опять взял трубку и начал попыхивать, пока Штерн что-то объяснял ему по-немецки, а я тем временем достала из сумки документы, на которые Полдорф с интересом уставился. Когда Штерн закончил, началась обычная в таких случаях рутина, я рассказывала, демонстрируя по ходу дела документы, которые Иоганн тут же с листа переводил. А когда я закончила, начал говорить уже Полдорф, и я, слушая его, пришла в такую ярость, что начала кусать себе губы.
В отель я вернулась поздно вечером, уставшая, как собака, но до жути довольная. Остатков завтрака в номере, естественно, уже не было, и я, заказав себе ужин, налопалась до отвала, потому что пообедать мне в этот день так и не удалось.
Весь следующий день я провела в обществе Хельги Штерн, которая показывала мне Гамбург, пока Полдорф и ее муж были заняты делом, потому что от меня здесь больше ничего не зависело. Приноровившись к моему скудному знанию немецкого языка, она простыми короткими фразами рассказывала мне о городе. Ближе к вечеру ей на сотовый позвонил муж, и она, выслушав его, сказала мне:
— Иоганн попросил меня привезти вас в офис.
— Возникли какие-то вопросы? — спросила я.
— Не знаю, — она пожала плечами. — Но зачем гадать, когда можно все узнать на месте.
Она привезла меня в офис, где герр Полдорф с чувством пожал мне руку и торжественно сказал:
— Вы можете считать свою миссию выполненной! Но какой же колоссальный объем работы вы провернули! Это уму непостижимо!
— Ну, мне, в общем-то, помогали, — не могла не отметить я.
— Но помощников тоже нужно уметь находить! — возразил мне он.