«Все объекты разбомбили мы дотла!» Летчик-бомбардировщик вспоминает
Шрифт:
Наступавшая темнота вынудила нас произвести посадку на первом же встречном аэродроме около Поповки, на котором базировались штурмовики. На командном пункте мы встретили командира полка Ивана Тимофеевича Красночубенко, нашего бывшего командира эскадрильи по 57-му бомбардировочному полку. Мы были очень рады друг другу. Куфта и я рассказали Красночубенко о том, как воюет наш полк, а Красночубенко рассказал, что после ранения осенью 1941 года под Москвой он был назначен командиром штурмового полка, познакомил нас со своей женой — стрелком-радистом его экипажа, которая уже накрыла на стол, и рассказал об успехах и неудачах своего полка в наступлении
Особенно беспокоил Красночубенко последний случай. Сущность его была в следующем. Неделю тому назад в одной из станиц бригада итальянских войск согласилась сдаться нашим наступающим войскам, но выторговывала какие-то условия сдачи в плен. Основные силы наших войск, обойдя станицу, продолжали развивать наступление, оставив для приема пленных неполный батальон.
Командующий фронтом приказал нанести удар штурмовиками по торгующимся итальянцам. Красовский несколько раз ставил задачу полку Красночубенко о нанесении ударов по этой группе итальянцев, но стоял сплошной туман над районом боевых действий, и Красночубенко не мог выпустить в полет ни одного штурмовика. Наконец, погода прояснилась, и Красночубенко во главе восьмерки штурмовиков вылетел на выполнение боевого задания, на котором настаивал Красовский.
Когда группа штурмовиков подлетела к станице, Красночубенко увидел, что из станицы по дороге на юго-запад вытягивается колонна тупорылых итальянских грузовиков.
— Опоздали, уходят, сволочи, — решил Красночубенко и подал команду перестроиться в колонну и атаковать уходящую итальянскую колонну с круга с нескольких заходов.
Летчики атаковывали точно, тем более что противодействия никакого не было, и сожгли половину автомашин колонны. Когда возвратились, узнали, что итальянцы в станице сдались, а наш батальон, забрав их автомашины, направился догонять ушедшую вперед часть.
— Хорошо, что при атаке колонны восьмеркой штурмовиков был ранен только один наш солдат, а то не знаю, как бы пришлось отвечать за этот удар, — закончил свой рассказ Красночубенко.
На другой день, рано утром, мы улетели от гостеприимного хозяина на свой аэродром в Сарычи.
Антошкин, выслушав результаты рекогносцировки, одобрил наше предложение перебазировать полк на аэродром Криворожье, и 7 февраля, несмотря на плохую погоду, полк, после выполнения боевого задания, произвел посадку в Криворожье.
За Донбасс
29 января в наступление на Балаклею, Лихую перешли войска 6-й и 1-й гвардейских армий Юго-Западного фронта. Продвижению наших войск сильно мешали удары вражеской авиации.
31 января командир полка приказал мне возглавить боевой порядок полка в составе семи бомбардировщиков и без прикрытия истребителей нанести удар по немецко-фашистским самолетам на аэродроме Славяносербск, а экипаж летчика Рудя выслать на воздушную разведку аэродромов и войск противника в районе Сталино, Константиновка, Ворошиловград.
Подготавливая экипажи к вылету, особое внимание я уделил отражению атак истребителей противника. Для усиления оборонительных возможностей на фланги боевого порядка я поставил самолеты с опытными экипажами летчиков Черепнова и Муратова. Самолет Шубнякова разместил справа внутри боевого порядка, а своим заместителем назначил Чижикова.
Подготовка к вылету закончена. Все экипажи томятся под самолетами, а сигнала на вылет нет. К моему самолету подошел замполит эскадрильи Калашников и с возмущением сказал:
— Командир,
— За что?
— Зная, как вымотать душу и позлить, он ведет разговорчики о том, что прикрытия истребителей не будет и Осипов не полетит.
— Правильно, наших истребителей не будет, а чтобы нейтрализовать «разговорчики», пойдем пройдемся по стоянке, — предложил я комиссару.
Подошли к самолету Черепнова. Экипаж грелся у костра, разложенного в пустом капонире. Еще раньше я заметил, что Черепнов каменел, по мере того как погибали в боях один за другим его друзья, и перед боевым вылетом мне не хотелось делать ему внушение. Когда мы подошли, Черепнов четко доложил о готовности экипажа. Суровому и злому лицу Черепнова волевой изгиб рта придавал мужественный характер.
— Что, греетесь? — спросил я.
— Нет, просто любим смотреть на огонь и угли костра, — ответил Черепнов.
Пока Калашников в сторонке отчитывал за болтовню стрелка-радиста, я пошел к следующему самолету.
Командиры экипажей четко докладывали мне о готовности к вылету и несколько озабоченными и напряженными мы нашли только экипаж Шубнякова и капитана Чижикова.
Закончив обход, мы вышли перед стоянкой покурить. Я обратил внимание Калашникова на Чижикова.
Чижиков сидел на таре от бомб, а приступы страха накатывались на него, как будто волны, одна за другой. Как он завидовал бесшабашному настроению перед боевым вылетом летчиков Муратова и Архангельского! Завидовал он и Черкасову, который никогда не выдавал себя переживаниями и острой восприимчивостью к опасностям и всегда выглядел изящно небрежным, за что на него хотели быть похожими многие летчики.
Чижиков ненавидел чувство страха перед полетом и старался не показывать его экипажу. Его беспокоило воспоминание о том, что из-за подобного оцепенения или скованности, навеянных страхом, однажды при вылете из-под Тамбова на фронтовой аэродром под Сталинград он допустил ошибку на взлете и поломал самолет, а потом неловко оправдывался перед командованием и летным составом, сваливая все на плохую работу левого мотора.
Чижиков знал, что, как только он сядет в кабину самолета, половина этого ледяного страха исчезнет сама собой, а остальная часть страха испарится после того как на взлете он оторвет от земли нагруженный бомбами самолет. В воздухе он не боялся ни зенитного огня, ни истребителей противника, но сейчас страх его мучил, и для того чтобы отвлечься, он подозвал штурмана и стрелков и начал проверять их подготовку к вылету и инструктировать, как действовать в различных ситуациях боевого вылета.
Получив сигнал на взлет, я собрал экипажи, дал им короткие предполетные указания и подал команду «По самолетам!».
По пути к самолету Черепнов выкрикнул одно из крепких выражений, которые ободряли экипаж, и сказал:
— Держись, ребята! Пока я с вами, с нашим бомбардировщиком ничего не случится.
После взлета все самолеты быстро собрались и заняли свои места в боевом порядке. Шубняков держит место в строю уверенно и точно. Погода по маршруту ясная, и только южнее проплывают отдельные гряды облаков. Через полчаса после взлета под крылом показывается Миллерово. Беру курс на цель. Перед проходом линии фронта, увеличиваю скорость. Стрелок-радист Монзин докладывает, что самолет Шубнякова отстает. Оглядываюсь и вижу, что самолет Шубнякова отстал и идет ниже боевого порядка. Спрашиваю Шубнякова по радио: