«Все объекты разбомбили мы дотла!» Летчик-бомбардировщик вспоминает
Шрифт:
О выполнении удара узнали потом из рассказов вернувшихся с задания товарищей.
Гладков по маршруту к цели набрал высоту пять тысяч метров. Штурман Каменский точно вывел группу на начало боевого пути и еще издали обнаружил место скопления автомашин и танков. Заработала зенитка. Боевой порядок бомбардировщиков летит среди многочисленных разрывов зенитных снарядов. Но вот бомбы сброшены, и над расположением фашистских войск поднимаются пять столбов черного дыма. Это горят два танка и три автомашины [143] .
143
ЦАМО
— Фотоконтроль закончен, разворот, — передает Каменский Гладкову.
— Ниже нас две тысячи метров два «мессера», — сообщает ему стрелок-радист.
Не уменьшая высоты, группа Гладкова возвращается от цели. Для пополнения топлива производит посадку в Миллерово, и после дозаправки самолетов они перелетают на свой аэродром в Криворожье. Здесь выяснилось, что два бомбардировщика повреждены зенитным огнем и требуют ремонта.
6 марта с утра пяти экипажам наших бомбардировщиков под моим командованием приказано находиться в готовности к боевому вылету.
Самолет-разведчик обнаружил в Алексеевском большое скопление автомашин и танков, прикрытое с воздуха барражирующими истребителями противника. Вскоре командир полка, поставив мне задачу в 11.00 нанести удар пятью бомбардировщиками без прикрытия истребителей по скоплению войск противника в Алексеевском, приказал действовать с больших высот. Но так как кислорода на самолетах не было, то он предложил мне подобрать для боевого вылета летчиков помоложе и покрепче.
Исключив из боевого расчета экипажи Чижикова и Пузанского, я включил в боевой расчет экипажи летчиков Рудя, Черепнова, Архангельского и Миленького.
Метеоролог сообщил, что от Миллерова до Евсюга ясно, затем до Кременной полоса толстой сплошной облачности и в районе цели ясно.
После взлета и сбора в боевой порядок «клин самолетов» по маршруту к цели мы набрали высоту пять тысяч метров. Прогноз метеорологов оправдался, и перед Евсюгом мы ушли за облака. Когда облачность кончилась, мы уточнили детальную ориентировку и взяли курс на цель.
Для преодоления противодействия зенитной артиллерии и истребителей противника я решил действовать на максимально возможной скорости и изменить высоту перед боевым курсом. Только мы перешли на снижение и начали увеличивать скорость, как Желонкин закричал:
— Командир, не столкнись! На встречном четыре Пе-2.
Немедленно прицеливаюсь по ведущему и открываю огонь из передних крупнокалиберных пулеметов, подводя трассу к носу самолета противника. Моему примеру следуют все летчики боевого порядка. Навстречу нам летят снаряды истребителей Ме-110. Встретив наш ответный огонь, немецкие истребители проскочили вниз под боевой порядок, а затем с разворотом ушли в сторону солнца.
— Ну, Федя, чуть было не срубили нас твои «пешки», — упрекаю штурмана.
— Черт их разберет на таком расстоянии, — оправдывается Желонкин. — Через пять минут будет цель.
Приказываю Наговицину следить за истребителями
— Три вправо, так держать, на боевом, — передает штурман.
Ведомые самолеты летят плотно, крыло в крыло. Моторы ревут почти на полной мощности.
— Два «мессера» ниже нас на тысячу, а «сто десятые» скрылись, — докладывает стрелок-радист.
Грязные хлопья разрывов зенитных снарядов постепенно приблизились и начали вспухать вокруг бомбардировщиков. Осколки бьют по крыльям.
— Так держать, так держать, — твердит штурман, удерживая в прицеле скопление немецких танков и автомашин у Алексеевского.
Веду самолет по струнке, и только разрывы зенитных снарядов под крыльями покачивают его.
— Бомбы сброшены, горят две автомашины и танк. Фотоконтроль окончен. Разворот, — сообщает Желонкин.
С левым разворотом ухожу от цели. Пара «стодевятых» тоже перешла влево, перехватывая нас после разворота.
— Снизу сзади атакуют два «мессера», — докладывает стрелок-радист.
Пулеметы захлебываются огнем. Первую атаку истребители противника сосредоточили на замыкающий бомбардировщик летчика Черепнова. Взяв самолетом превышение и сократив дистанцию, Черепнов подставил атакующих под ответный огонь всех пяти бомбардировщиков, да и стрелок-радист этого экипажа Климентенок меткими очередями заставил атакующую пару истребителей отвернуть. Сделав разворот вправо с набором высоты, «мессера» пытались атаковать нас со стороны солнца, но несколько отстали, и атака у них не получилась. В последующую минуту, со снижением увеличив скорость, «мессера» еще дважды атаковывали наш боевой порядок сзади снизу, но при медленном снижении натыкались на дружный шквальный огонь наших стрелков. Они близко не подходили, а когда стрелок-радист экипажа Черепнова меткой очередью высек дым из ведущего «мессера», они отвернули и ушли.
Через некоторое время Наговицин доложил:
— Четыре «стодесятых» три километра сзади дымят!
Мы подлетели уже к краю облачности. Решив не испытывать судьбу, когда боеприпасы у стрелков израсходованы в предыдущем воздушном бою, увожу пятерку в спасительную облачность. Благополучно возвратились на аэродром и произвели посадку.
После выключения моторов все экипажи собрались у моего самолета. Летчики и штурманы докладывали о выполнении боевой задачи и данные попутной разведки.
— При отражении третьей атаки истребителей я подбил «мессера», и от него потянулся дым, — докладывает Климентенок.
— Не клянчи. Подбил — не сбил. Когда собьешь, тогда и запишут, — перебил Климентенка его командир Черепнов.
Подошел адъютант эскадрильи Рябов и доложил:
— Командир, вы выполнили заключительный боевой вылет в третьем туре. Поступило приказание сдать оставшиеся самолеты и убыть на доукомплектование.
В штабе я узнал, что наш полк и вся 221-я бомбардировочная дивизия выводятся в резерв на доукомплектование.