Все оттенки красного

Андреева Наталья Вячеславовна

— Долго вы прятались в студии?

— Нет.

— И куда пошли потом?

— В гараж.

— Так. Шофер подтверждает, что в момент выстрела вы были там. Замечательно.

— Да он врет! — не выдержала Наталья Александровна. — Все врет! Я сидела на веранде и видела, как Миша пошел в сарайчик. Там лежат дрова, которыми топят сауну.

— Сауну? В такую жару? — удивился младший оперативник.

— Там еще лежат кое-какие инструменты, — поспешила сказать Олимпиада Серафимовна. — Инструменты, инвентарь. Возможно, что он хотел помочь садовнику. Наш Миша очень отзывчивый.

— Послушайте, а где же хозяйка? —

спросил капитан. — Где Нелли Робертовна Листова?

— Она наверху, у себя, — устало сказала Олимпиада Серафимовна.

— Я сейчас поднимусь и попрошу ее спуститься. Обвинение в убийстве — вещь серьезная.

Настя покраснела. Капитан Платошин со вздохом поднялся со стула:

— Жара. Гроза будет, должно быть. Ну, что за жизнь, а? Дом такой хороший, сад, а вы людей убиваете! Сами в покое не живете, и другим покоя нет.

Когда оперативники ушли, Настя с вызовом посмотрела на сидящих за столом:

— А что тут такого? Я сказала правду!

Наталья Александровна недобро усмехнулась:

— Все правильно, дорогая моя: каждый за себя. Я, пожалуй, не буду утверждать, что шофер в сарайчике колол дрова, если Нелли признается в убийстве.

Эдик зевнул:

— Бедная Нелли! Но за убийство в состоянии аффекта много не дадут, к тому же адвокат найдет много смягчающих обстоятельств.

Наступила очередная долгая пауза. Присутствие в доме посторонних создавало для обитателей дискомфорт. Не привыкли они к такому грубому вторжению в размеренную, спокойную жизнь, которая налаживалась годами.

— Просто не представляю, как мы все будем смотреть Нелли в глаза, — вздохнула Олимпиада Серафимовна.

В это время сверху спустились оба оперативника. Капитан Платошин хмуро сказал:

— Наверх пока никого попрошу не подниматься. Сидите здесь.

— Это еще почему? — Олимпиада Серафимовна гордо выпрямила спину. — Это нашдом. И мы имеем полное право…

— Она умерла. Лежит в своей комнате на кровати, а пульс не прощупывается. Дверь была открыта, я постучал несколько раз, потом вошел, и… Следов насильственной смерти на первый взгляд не обнаружено, остальное скажут эксперты. Сейчас приедут следователь и патологоанатом. И кстати, насчет обвинения в убийстве. Вот как раз отпечатков Нелли Робертовны Листовой на пистолете, из которого был убит потерпевший, обнаружено не было. И я не думаю, что если люди ссорятся, один из них сначала надевает перчатки, чтобы позаботиться об отсутствии отпечатков пальцев, а потом стреляет в другого.

— Умерла! Тетя умерла! — воскликнула Настя. — Я не хотела этого! Не хотела!

— Какой кошмар! — Олимпиада Серафимовна взялась рукой за сердце. — Одна трагедия за другой! Я этого не переживу! Оля, Оленька! Где вы? Где мое лекарство?

И тут все поняли, что лекарство домработнице нужно гораздо больше, чем ее хозяйке. Ольга Сергеевна стояла, обессиленно прислонившись к стене, а с подноса, который она держала в дрожащих руках, капал разлившийся чай.

Э. Листов. «Васильки». Холст, масло

Это небольшое полотно муж подарил Нелли в первый год совместной жизни, сразу же после свадьбы. Они познакомились на Арбате, где почти никому не известный художник пытался продать хотя бы одну из своих картин,

чтобы заработать денег на жизнь. Картины эти никто не покупал, и были они такие же, как и у всех прочих: неброские пейзажи, вялые натюрморты, пара плохих портретов. Даже тогда еще молодая и неопытная Нелли понимала, что они ничего не стоят.

Она случайно тогда поймала на себе взгляд художника и была потрясена. Столько в нем было отчаяния, невысказанной муки и надежды на то, что придет и другое время, его время. Эдуарду Листову было уже за сорок, но такие лица, как у него, с годами приобретают какую-то особую значимость и становятся еще прекраснее.

— Я беру это, — показала она на картину «Васильки», простенький блеклый натюрморт, полевые цветы в кувшине с отколотой ручкой. Почему-то эта ручка зацепила Нелли за живое. Нет, не так-то прост этот уличный художник, не идет на поводу у рядового обывателя. Кому нужна испорченная посуда за свои, кровные?

— Я беру, — повторила Нелли, мгновенно решив, что отдаст все свои сбережения, чтобы хоть как-то его поддержать.

— Вы даже не спросили, сколько она стоит, — усмехнулся художник.

— Все равно. Я беру.

Денег за картину Эдуард Листов с нее так и не взял. Сначала между ним и молодой, интересной женщиной завязалась беседа, а потом… «Васильки» были забыты, а домой в тот день они ушли вместе… И начался стремительный роман, долгая процедура развода Листова с Липой, дележ жилплощади, имущества, и, наконец, как итог, скромная свадьба.

Нелли всегда хотелось верить, что у ее мужа талант. Она думала, что если будет рядом, то талант этот со временем разовьется, войдет в силу, и Эдуард Листов станет одним из признанных, из тех, чье имя войдет в историю. Первую брачную ночь они с Эдуардом провели в разговорах об искусстве, а наутро он подарил ей «Васильки». Картину, с которой все началось и которой все закончилось, потому что именно «Васильки» висели в комнате, где Нелли Робертовна Листова умерла. Все остальные картины, подаренные мужем, она хранила в городской квартире, но «Васильки» возила с собой повсюду, как талисман. Другие берут с собой в дорогу фотографии любимых, семьи, детей, а Нелли Робертовна заменила все это скромным натюрмортом. И теперь он тоже был с ней.

«Васильки». Покосившись на скромный пейзаж, судмедэксперт приступил к осмотру тела — замерять антропометрические данные.

Старший оперуполномоченный, нагибаясь над привлекшим его внимание предметом:

— Похоже на раздавленную ампулу, как думаешь?

Судмедэксперт:

— Похоже. Что бы я понимал во всей этой живописи! Вроде, ничего особенного, а говорят, гений. А? Николаевич?

Старший оперуполномоченный:

— Да и черт с ним. Гений так гений. А труп — это труп. Второй в этом доме, между прочим. Где там прокуратура? Пока контора пишет, надо бы осмотреть обувь у всех в доме. Первым делом подозрение падает на домработницу, она принесла хозяйке кофе. Что там, Пал Палыч?

Судмедэксперт:

— Что ж, вскрытие покажет, но я предполагаю, что ее отравили цианистым калием. Или она сама приняла яд. Это уж следствие должно установить.

И взяв со столика чашку, на дне которой виднелись остатки кофейной жижи, понюхал.