Все оттенки красного
Шрифт:
И Валя начала смахивать пыль со стола в кабинете. Глянула мельком на полустершийся меловый контур и не испугалась, навидалась на своем веку смертей, только подумала: надо бы завтра ковер почистить, а то нехорошо получается. И тут услышала за стенкой шум. Подняла голову — дверь в соседнее помещение была приоткрыта. Что там? Воры?
Она осторожно подошла к двери, открыла ее и заглянула:
— Эй! Кто здесь? Эй!
Стало не по себе: а вдруг и в самом деле воры? Что делать?
— Эй! — негромко
По-моему, больше испугался этот человек, не она. Смутился, кашлянул, стал переминаться с ноги на ногу, а на них женские тапочки с пушистыми розовыми помпонами. Смешно!
— Простите, Бога ради. Я здесь… Кхе-кхе…
— Вы кто?
— Веригин. Эраст Валентинович Веригин.
— А-а-а… Родственник? Я вас в больнице не видела.
— Гость. Я в этом доме гость.
— А это что? — Валя кивнула на папку, которую Веригин неловко прижимал к себе.
— Это… кхе-кхе… Рисунки.
— Ваши?
— Я тут посмотреть хотел. Видите ли, покойный Эдуард Олегович был моим другом, и я… заинтересовался, так сказать.
— Я тут прибраться хотела. Надо?
— Что вы! Что вы! Здесь, в студии, никто ничего не трогает!
— Ну, как хотите.
Он все так же нервно переступал ногами в нелепых женских тапочках с розовыми помпонами. Валя пожала плечами и спросила:
— Чай пить будете?
— Чай?
— Ну, я не знаю, как в этом доме заведено. За одним ли столом собираются, или по одиночке на веранду ходят. Если хотите, то я…
— Нет, нет, не беспокойтесь! Бога ради не беспокойтесь! Я сам, все сам!
Валя вышла из студии, оглянувшись на пороге еще разок. Веригин прижимал к себе огромную папку, неловко моргал, но, кажется, ни за что на свете не решился бы с ней расстаться…
…— Эдик, постой!
— Чего тебе, Настя?
— Как ты груб!
— После того, что ты натворила? Груб?
— А что я натворила, что? Ведь это ты послал меня в кабинет, за пистолетом, ты!
— Но стрелять в отца я тебя не просил.
— Я стреляла? Я!?
— А кто?
Пауза.
— Тетя умерла. Что теперь делать?
— Ну, тебе теперь достанется хорошая трехкомнатная квартира, несколько картин знаменитого художника, куча всякой рухляди. Поздравляю. Не супер, но и не сказать, что совсем ничего. На первое время хватит.
— Да? А этот дом?
— Придется отсюда уехать. Ты теперь не член семьи.
— Ты же обещал на мне жениться! Обещал!
— Как я могу жениться на женщине, убившей моего родного отца? — Эдик с иронией вздернул брови. — Это неэтично. Я тебя прощаю, Настя, но любить отныне не могу.
— Ты… ты… Это не твои слова.
— Раз я их говорю, значит, теперь мои. Хватит, Настя. Дело сделано, и забудем об этом. Отблагодари шофера, он тебе алиби обеспечил.
— Вот значит как! Тетя Нелли
— Ну и что?
— А то. Тетя Нелли спросила: «Откуда у тебя этот пистолет?» И когда дядя ответил, знаешь, что она сказала?
— Что?
— «Мне знаком этот пистолет, я не в первый раз его вижу». Она все вспомнила про «Деринджер». И дядя начал рассказывать. Знаешь, о чем?
— Не может быть, чтобы это был тот самый пистолет! Просто не может быть! Таких совпадений просто не бывает!
— Каких совпадений?
— Так о чем они дальше говорили?
— А ты не догадываешься? Я не сразу ушла, только тогда, когда все поняла. Да, я была в гараже, была! Я сидела там и ревела! Они ужасные вещи говорили. О тебе и…
— Ну, все, все, хватит, Настя. Помолчи.
— Мне милиции это надо рассказать?
— Чего ты хочешь?
— Я хочу, чтобы все было, как раньше. Между мной и тобой.
— А ты знаешь, что у меня ничего нет кроме долгов? Огромных долгов, между прочим. А теперь, когда отец умер и надежд на наследство никаких… И что делать? Ты работать пойдешь? Или, быть может, я?
— Но есть же какой-то выход?
— Выход всегда есть. Я хочу жениться на Марусе.
— Да ты с ума сошел! Жениться на родной тетке!
— А если я не сын Георгия Эдуардовича Листова? Если у меня нашелся родной отец? После стольких лет, а? Как тебе?
— Что ты, Эдик?! Что ты?! Ты же так похож на деда!
— У меня есть подписанная папашей бумага. Он признает меня, Эдуарда Оболенского, законным сыном. Ну и маман не будет отрицать. Может, и поженю еще родителей. Шутка.
— Когда же ты успел? Ты и Маруся? А вдруг она не захочет за тебя замуж?
— А вот это не твои проблемы. Ты должна немного потерпеть, Настя. Совсем немного.
— Нет. Я все равно не хочу, чтобы ты женился на ком-то кроме меня. Нет. Я, конечно, буду молчать, но только пока ты со мной.
— Ладно, об этом после. В конце концов, что мне до этого пистолета? Я в отца не стрелял.
— Да? А тетя? Разве не из-за пистолета ее убили?
— А вот то, что ее убили, никто еще не доказал. Она была подавлена последнее время, сильно переживала, вот и отравилась.
— А почему тогда нет предсмертной записки? Почему?
— Ну, не все самоубийцы объясняют свое решение. Допустим, это было не в характере тети Нелли, — усмехнулся Эдик.
— Какой же ты.
— Иди к шоферу, Настя, он тебя утешит.
Она ушла. Эдик поморщился — снова неприятности. Нет больше отца, и тетя Нелли со своими разоблачениями не будет отныне путаться под ногами, но появились новые проблемы. А как там Маруся? Спит еще, или уже пишет с упоением свои странные картины?