Все оттенки желаний
Шрифт:
Я сажусь и обхватываю руками колени.
– Ты изумительная, Лори. – Джеральд тянет ко мне руку, но я дергаюсь. – Ну, чего ты? Так все здорово было… такая девочка шикарная – и вдруг фокусы какие-то.
– Я ненавижу, когда меня припирают к стенке, я тогда просто зверею – и уже ничем ты меня не остановишь, понял?!
Я встаю с кровати и начинаю одеваться.
– Лори, ты обиделась? – удивленно тянет он. – С ума сошла! Ну, чего ты?
– Не трогай меня! Все было просто офигительно, просто прекрасно, просто небывало – доволен? Это то, что ты хотел слышать? Все, я могу идти? Или продлевать станете?
– Вот
Я выскакиваю из подвала, хотя ноги меня слушаются плохо, и все тело ватное, и душа очень болит…
На улице темно, уже почти полночь. Я ловлю такси и еду домой. И только через пару часов понимаю, что забыла мобильный в кармане Джера…
На трезвую голову все выглядит просто отвратительным и аморальным. Серьезно. Почему так: получив удовольствие, назавтра начинаешь грызть себя, и раскаиваться, и думать – а вот если бы я сделала так, а не этак, то вышло бы, наверное, то, а не это… А уже все, поздно пить «Боржоми», когда его запретили. И уже ничего не изменишь, не вернешь и не переделаешь. Принцип «или не делай, или потом не оправдывайся» применительно к самой себе никогда не срабатывает. Состояние вроде глубокого похмелья, все трясется, ничего не хочу… только лежать под одеялом с головой – и все.
Телефон домашний разрывается всю ночь. Я знаю, кто это звонит, а потому трубку не беру. Непонятно, что я испытываю сейчас…
Мне надо бы на работу, но я не могу себя заставить оторваться от постели. Лежу и перечитываю какую-то книгу. Я уверена, что именно перечитываю, потому что слова знакомые… Мне очень плохо.
Выхожу в аську, Гелла пытается меня как-то успокоить, но что значат слова по сравнению с тем, каково у меня сейчас на душе… Я не представляю, как мне теперь быть.
Я достаю припрятанный в укромном месте диск с фотографиями, вставляю в ноутбук и начинаю щелкать мышью, меняя картинки на экране. Все-таки Костя мастер… У него такое тонкое чутье и такой… извращенно-изысканный вкус. Почти ни на одной фотографии нет моего лица – оно либо закрыто волосами, либо отвернуто от объектива так, чтобы невозможно было узнать. Либо на фотографии я сижу – лежу – подвешена спиной к зрителю. Я не стесняюсь своего лица – просто ТАМ оно не нужно. Нет, правда, есть одна фотография, на которой только глаза – глаза в большом увеличении. Глаза, расширенные от боли и от наслаждения одновременно…
Может, мне позвонить ему и все рассказать? Нет, он взбесится… Молчать? Меня надолго не хватит, особенно если Костя что-то пронюхает и начнет с пристрастием меня допрашивать. Я не партизанка, сдам все и всех…
Господи, как же паскудно…
Я бреду на работу, проваливаясь каблуками сапог в растаявшую кашу. Никакого желания делать что-то, никакого желания кого-то видеть, слышать… Не хочу абсолютно ничего. Я подхожу к зданию клуба и вижу Джера. Внутри все холодеет от ужаса. Но он пришел не за мной. В руках мой телефон:
– Ты оставила вчера.
Я сую трубку в карман, благодарю машинально и пытаюсь уйти, но он хватает меня за ремень сумки:
– Погоди, Лори… Идем, поговорим в помещении, а то ветер…
В здании есть кафе, идем туда. Я уже опоздала на десять минут, надо
Мы садимся за стол в самом углу, туда, где темно.
– Может, кофе?
«Нет у меня ни времени, ни желания распивать с тобой кофе, я вообще не хочу тебя видеть – вот, даже глаза поднять боюсь». Это парадокс, но мне стыдно. Я достаю сигареты и закуриваю.
– Лори, ты сердишься на меня? – Он дотягивается до моей руки и сжимает ее. – Не надо, девочка, все нормально…
Я молчу. Что нормального в том, что случилось вчера?
– Ты знаешь, Костя сегодня с работы приехал пьянючий, из-за руля прямо выпал…
«Немудрено… он меня весь день искал и всю ночь…»
– Лори… что ты молчишь, а? Посмотри на меня.
«Я не могу на тебя смотреть – я ненавижу и тебя, и себя, и вообще все. Ненавижу – и в то же время меня к тебе тянет».
– Я кому сказал?! – жестко произносит он, и я заставляю себя поднять глаза. – Вот так. Что случилось? Я тебя чем-то обидел? Что-то было не так?
«Все было так… Только не должно было этого быть – вот и все!»
– Лори, ты меня бесишь.
«Ты меня – тоже, но я ж молчу».
– Ты ведешь себя как невинная девочка, ей-богу! Как изнасилованная целка! Заметь – это не про тебя рассказ, да? Ну так и не строй из себя!
«Почему я все это слушаю? Почему не встану и не уйду?» – И я решаюсь:
– Мне нужно идти, Джер… Меня ждут.
– А-а… – тянет он, прищурив глаза. – Ну иди – раз ждут… Надеюсь, ты всегда и во всем такая пунктуальная.
Намек мне не нравится… я прекрасно знаю, что он имеет в виду, и это меня просто убивает… Я встаю и иду к выходу. Вслед мне доносится:
– Лори! – Я оборачиваюсь. – Ты сегодня просто потрясающе красивая, Лори!
Славик в гневе, но сдерживается, потому что понимает – орать на меня ему не по чину. Я опоздала на тридцать минут. Ровно полчаса…
Переодеваюсь, выхожу в зал. Славик у станка, разминает ноги, руки. Не обращает никакого внимания на меня. Сейчас еще минута – и я развернусь и уйду, и тогда танцуй сам с собой.
Сила мысли: ровно через минуту он поворачивается и идет ко мне:
– Вы опоздали…
– Помимо твоего экзамена у меня есть еще и другие дела! – отрезаю я, и он умолкает. – Что танцуем?
– Танго.
Ну, танго так танго… Хотя сегодня я бы с удовольствием «пострадала» в медленном фокстроте или румбе – состояние как раз подходящее… Какая, к черту, страсть, когда внутри что-то умерло?..
– Слоу… слоу… слоу… – считает Славик мне прямо в ухо. – Плечи! Так… голова резче! О-па! – заламывает меня вниз головой, и я взвизгиваю от боли – он попал рукой как раз по рубцу… – Что такое?
– Ничего… – охая, морщусь я. – Принеси попить, пожалуйста. И анальгина таблетку, если у нас есть…
У нас есть, потому что старший тренер Митя страдает мигренями раз в неделю стабильно – он слишком часто пьет пиво, плавно перетекающее почему-то в шампанское. Не понимаю этой дикой смеси… Назавтра его голова раскалывается, и анальгин в кабинете не переводится.
Я сижу на полу у стены, стараясь не прислоняться спиной – больно. Таблетка и стакан воды облегчения не приносят, и я прошу сделать перерыв.