Все оттенки желаний
Шрифт:
Да. Я святая. Только, чтобы это понять, мне почему-то потребовалось вываляться в грязи, – видимо, она лучше подчеркивает мою святость…
На второй день у Кости случается приступ оскорбленного самолюбия, и он замолкает. Совсем. Я чувствую себя собакой, порвавшей любимые хозяйские тапки, – бить ее не хотят, жалеют, но наказать-то нужно, поэтому убивают презрением.
«Ах ты, гадкое животное! Я тебя отучу вещи портить!..»
Я хожу по дому, не зная, куда себя приткнуть. На улице холодно и мерзко,
Но его лицо именно так сейчас и выглядит. Я пытаюсь заговорить с ним – бесполезно, и после нескольких попыток я умолкаю. Так проходит весь день до самого вечера. Единственный диалог состоялся где-то в обед, когда Костя собрался в магазин. Вернее – в ларек у дороги.
– Ты чего-нибудь хочешь?
– Да. Купи мне шоколадку, если не трудно.
– Не трудно.
Все – собрался и ушел.
Шоколадку привез, но не ту. Я ем только горький и без добавок, а этот оказался с начинкой из трюфельного крема с орехами, да еще и молочным. Я промолчала, конечно, понимая, что в придорожном ларьке могло и не быть горького шоколада…
Забиваюсь с этой шоколадкой в уголок, страшно жалею себя. Костя опять занимает позицию на диване, бесконечно просматривая на своем ноутбуке диск с сериалом, причем только одну сцену – изнасилования одной из героинь. Что-то мне страшновато…
Хотя в принципе я не боюсь физического насилия – я прекрасно знаю Костю, он не получает удовольствия от секса в таком формате.
Поздно вечером он произносит самую длинную фразу за весь день:
– Заинька, сделай, пожалуйста, чая с сахаром.
Я для вида кобенюсь минут десять, но потом иду и делаю чай. Подношу прямо к дивану, сажусь на краешек:
– Костя…
– Не говори ничего.
Он садится и берет у меня из рук чашку, стараясь даже не касаться пальцев. Я в принципе понимаю, а чего еще ждать-то – после всего? Удивительно, что спит со мной в одной постели…
Забираю чашку, снова сажусь за ноутбук. Долго стучу по клавишам, пытаясь переделать текст договора с клиентками клуба, но понимаю – не выходит. И вдруг с дивана, где уже расстелена постель, доносится:
– Выключай все и ложись. Ночь на дворе.
Я проявляю недюжинную готовность к подчинению, чего за мной вообще не водилось, выключаю ноутбук и быстро раздеваюсь. Ныряю под одеяло и тут же оказываюсь в горячих руках:
– Что, сучка, ты ведь вот этого и ждала?
Я не ждала ничего – мне просто очень тоскливо все время молчать и грызть себя изнутри… Можно подумать, я не понимаю, что натворила… Но что мне теперь – горло перерезать себе?
Костя наваливается на меня всем телом, вдавливает в старый диван, который угрожающе скрипит:
– Я тебя убил бы…
– Убей… – Я чуть вытягиваю шею и замираю.
Костя чувствует мое напряжение, чувствует, что я не шучу. Он боится таких моих реакций, потому что я становлюсь непредсказуемой.
– Скажи мне честно… тебе было с ним хорошо? – глухо спрашивает он, утыкаясь лицом в подушку над моим плечом.
– Было. – А смысл скрывать, если я и так прекрасно понимаю, что это он рылся в моей аське и в моей почте? А раз так – то и я не буду скрывать. Не хочешь знать – не спрашивай, это ведь так очевидно.
– Лучше, чем со мной?
– По-другому.
Он отпрыгивает от меня так, словно я его ужалила, садится к противоположной спинке дивана и шарит рукой по табуретке, на которой лежат сигареты и зажигалка.
Меня всегда удивляла эта мужская манера соревноваться. Это смешно: не может быть одинаково с двумя разными людьми, а он что хотел? Я могу, конечно, соврать, сказать, что, мол, дорогой, да с тобой вообще никто не сравнится… Но зачем? Я не хочу жалеть его, потому что он тоже виноват в случившемся. Он – так же, как и я. Почему я должна брать все на себя, зачем?
Костя курит и молчит. Только в темноте красным вспыхивает огонек сигареты, когда он делает очередную затяжку. И опять угнетающее молчание…
Костя тушит в пепельнице окурок и ложится, отвернувшись от меня. Я дожидаюсь, пока он заснет, и тихонько вылезаю из-под одеяла. Беру сигарету, сажусь за стол и снова включаю ноутбук. Но у него через пять минут садится батарея, а электричества в поселке нет. Опаздывает сюда цивилизация…
Я ложусь под бок к Косте, боясь даже прикоснуться, чтобы не разбудить. Но он сам переворачивается и сгребает меня в охапку, бормочет сонно:
– Куда ходила?
Изменять тебе бегала – с соседским барбосом! Просила ошейник померить…
В особо трудных ситуациях меня всегда одолевает «висельный юмор» – типа предсмертный…
– Пить ходила, спи…
Костя привозит меня домой и сразу уезжает – ему на работу. Я же, едва успев раздеться, валюсь в кровать. Легла вчера около пяти, а в шесть меня уже подняли и засунули в машину… Выпадаю из жизни почти до обеда. Когда звонит мобильный, я не сразу соображаю – кто и что. Оказывается, это Митька, я и забыла, что сегодня танцую на концерте… Елки-палки! Голову еще мыть…
Вскакиваю и начинаю бегать по квартире. В клуб приезжаю за сорок минут до концерта, а мне еще краситься и с волосами что-то делать. Влезаю в платье, кое-как застегиваюсь – и вовремя. Появляется Славик во фраке и недовольным тоном спрашивает:
– А опоздали-то почему?
– Так, юноша! Не слишком громко? – цыкаю я, и он сразу начинает спускать на тормозах:
– Пошутить нельзя… я же просто так спросил, еще есть время…
– Вот и потеряйся пока.
– А вы что с волосами собираетесь делать?