Все пиарщики делают это!
Шрифт:
Оказалось, что ночью Перцель под ласковым, но настойчивым давлением признал, что покушение имело место быть, хотя беспокоиться не о чем: произошло недоразумение, те, кто хотел напугать чересчур любопытных пиарщиц, понятия не имели, что Курочкин и Перцель лично курируют наш вопрос, тем более – испытывают к кому-то из нас нежные чувства. Об убийстве никто и не помышлял.
– Кто хотел нас напугать?!!
– Дашка, ответ очевиден – Меченосцев! Кому еще нужно, чтобы мы прекратили свое маленькое расследование? Этим ненормальным с циркулями под мышкой! Как будто нам нужны его вшивые секреты...
–
Василиса изменилась в лице.
– Ты понимаешь, что это означает? – тихо спросила я, потому что догадка была весьма неприятна для нас обеих.
– Что вчера мы, возможно, чуть не погибли от рук своих любовников... Кошмар!
Пришибленные этой новостью, мы еще долго наблюдали, как неспокойным потоком льет из крана вода. Потом вернулись в комнату и, не сговариваясь, начали собираться в Северск.
Славка уговаривал остаться еще на пару дней, намекая, что они с женой очень на нас рассчитывали, когда планировали поход в кино – без детей.
На всякий случай я решила позвонить в штаб, разведать обстановку. Трубку поднял Митя и первым делом ужасно удивился, что мы в Москве.
– А я думаю, чего это они так притихли в своем кабинете?!
– Между нами, вы хоть немного работаете?
– Что значит – немного? – обиделся Митька. – Я с ранья, как последняя дура, пишу агитационные частушки. Кстати, подскажи, «подъебнул» пишется с мягким или твердым знаком?
– Что-о-о? С ума сошел!
– Не знаешь – так и скажи, зачем кричать прямо в ухо? Я и так на грани истерики: Капа куда-то пропал, Андрес тусуется на байк-шоу, а Семеныч меня избегает, старый козел... Сходил к Павлику в больницу, он угостил меня апельсинкой – один у нас добрый человек во всем штабе. Но лучше бы я туда не совался, больницы будят во мне неприятные воспоминания. – В Митином голосе появились плаксивые нотки.
– Митенька, ты под кайфом?
– Откуда? – горестно вздохнул он. – Я давно и прочно на мели. Так что, дорогие друзья, скажем наркотикам: «Дорого!» О! А неплохой слоган! Может, продать борцам с наркотой?
– Как на мели?! Неужели суточных не хватает? – изумилась я, потому что ни мне, ни Ваське при всем желании не удавалось потратить наши поистине царские суточные за месяц.
Митя не ответил, но мне легко было представить, что в этот момент он сосредоточенно разглядывал облака за окном, и в его глазах отражалась печаль о несовершенстве мира, где деньги имеют свойство кончаться в самый неподходящий момент.
Звонок Капышинскому тоже ничего не прояснил. На мой вопрос, где он и чем занимается, Капа ответствовал тоном пророка:
– Сказано: кто не работает, тот не ест, и вот я пью...
Стало ясно, что московское приключение можно утаить от Гарика без проблем. Но настроение от этого не улучшилось – мучила мысль о предательстве любимого мужчины. Так просто это не выкинешь из головы. И он еще имел наглость смеяться!
– Я вот думаю... – начала Васька.
– Наливай!
До поездки в аэропорт еще оставалось время, и мы решили заливать горе, сидя на чемоданах. Василиса залихватски тяпнула сто граммов коньяку и рухнула в обморок. Пока я и все семейство Славки суетились вокруг бедняжки, наши телефоны разрывались
Такси опаздывало уже на полчаса, и оператор честно предупредила нас, что ничего не может гарантировать. Воскресшая Василиса слабым голосом посоветовала позвонить госдепу Валерию Абрамовичу, который, по ее словам, вполне сможет прожить один час без своего автомобиля с водителем и «мигалками».
Депутат радостно сообщил, что завтра его машина в полном нашем распоряжении, а конкретно сейчас он ничем помочь не может, потому что катается с женой по магазинам.
– А ты что, до сих пор работаешь? – удивился он. – Зачем? Думаю, самое время поздравить вашу команду с достойным поражением.
– Позвольте с вами не согласиться...
– Да, пожалуйста, не соглашайся, но факт остается фактом: на Петрове поставили жирный красный крестик. Ты телевизор когда в последний раз смотрела? Все на стороне Погодина – после своего ночного полета он вернулся в Кремль, как блудный сын. И Президент его обнял и улыбнулся. В хорошем смысле. Отличная постановка! Придется мне, видимо, простить погодинский должок... Он год назад славно погулял в Эмиратах, потом звонил оттуда в слезах и соплях: Абрамыч, родной, помоги материально, а то зарежут...
Я машинально отметила про себя, что эта история вряд ли понравится избирателям, которые решили голосовать за Погодина. Но Валерий Абрамович опередил меня:
– Даже не думай использовать это в своих грязных целях. Сейчас уже никто не поверит.
Попрощавшись с госдепом, я почувствовала, что камень на моей душе стал тяжелее в десять раз и грозит утопить меня в глубокой депрессии.
Рыдать мы с Васькой начали еще в маршрутке по пути в аэропорт. Горечь затопила нас по уши. Я перебирала в памяти, как четки, все разочарования в мужчинах, взяв за точку отсчета первый класс – тогда коварный сосед по парте Юра Сазонов пригласил на день рождения не меня, а уродину Катю. Но до сих пор еще ни один мужчина не пытался меня... убить. Убить!
– Мама же говориииилаааа! С этой работой не связываться! – скулила Васька, пугая соседей по маршрутке и сморкаясь в перчатку.
– Вась, а вдруг они еще попробуюююют... – икая, всхлипывала я.
Потом мы слегка клюкнули в зале ожидания Шереметьево, и, пока я добрела до туалета, Васька все-таки успела позвонить Перцелю.
– Он сейчас приееедет, – горько прорыдала она.
– Ага, приедет и добьет нас.
Или не добьет.
Или догадается притащить с собой Курочкина.
И он догадался.
– Дарья, истеричка, что за выходки! – прошипел Курочкин так, что я втянула голову в куртку – Что за заговоры и побеги?! Ты сама уже веришь во всю чушь, которую рассказываешь электорату! Вы чуть не попали в неприятности, из которых нам пришлось вас вытаскивать, – это что, нормально, когда чиновники носятся по Москве и спасают девиц? Какая-то пошлая оперетка...
– Нас хотели убить, – без прежнего пафоса хмыкнула я.
– Хотели бы убить – убили. Ты нашла каких-то сумасшедших маньяков, прилетела к ним – к ним, а не ко мне! – на деньги, между прочим, предвыборного штаба. И сейчас ты, как бешеная курица... как курица...