Все прекрасное началось потом
Шрифт:
– Довольно забавно смотреть на всех этих людей, оказавшихся в небе вместе с тобой… кто спит, кто читает, но большинство таращится в телевизор.
– Правда?
– Мне хотелось их рисовать, а не разносить им подогретые макароны.
– А правда, что летчики пристают к стюардессам?
– Нет, – сказала она, потянувшись к стакану. – По-моему, тебя обманули.
– А форма у тебя осталась?
– Да.
– Правда?
– Может, хочешь, чтобы я пошла и принарядилась?
– Господи, ты это серьезно? – проговорил он. Потом встал, вышел в коридор. И вернулся
– На тот случай, если вдруг продрогнешь, – сказал он.
Они проболтали так еще где-то около часа, приглядываясь друг к дружке в промежутках между фразами. Плеснув остатки вина в стакан Ребекки, Генри собрал все со стола и унес. Ребекка, с сигаретой, пошла за ним.
Генри сложил тарелки со стаканами в раковину и включил кран. Ребекка, присев за кухонный стол, наблюдала за ним. Стол был из темного дерева. На нем стояла терракотовая солонка и миска с лимонами. Кухня была ярко освещена.
– Пожалуй, займусь этим завтра, – сказал он, оглядывая груду посуды вперемешку с ножами и вилками.
Он подошел к холодильнику, достал оттуда подносик с пахлавой и большим ножом нарезал ее треугольными ломтиками. Пластмассовая ручка у ножа была расплавленная и бесформенная от соприкосновения с раскаленной кастрюлей.
Генри сдобрил каждый ломтик сливками и передал один на блюдце, вместе с вилкой, Ребекке.
– Мне больше ничего не хочется, – сказала она. Подержав какое-то время блюдце на весу, он поставил его перед собой.
– Тогда поделим мой.
Они молча пережевывали сладкую сытную пахлаву. Ребекка посмотрела на сливки.
– А как твоя фамилия? – полюбопытствовала она.
– Блисс.
– Шутишь! – удивилась она. – Блисс? [13] Это же вроде как блаженный?
Рот у него был набит битком – и он просто кивнул.
– Генри Блисс, – рассмеялась она. – Выходит, ты у нас Блаженный, так?
– Причем самый что ни на есть, по высшему разряду, – подтвердил Генри, сглотнув.
13
Bliss (англ.) – блаженство.
– Генри Блаженный, – проговорила она. – Как мило, Генри Блаженный, Генри Блаженный, Генри Блаженный…
Генри на мгновение перестал жевать.
– А у тебя какая фамилия?
– Батиста [14] .
– Да ну!
И они оба расхохотались, сами не зная почему.
Тут Ребекка заметила, что свет слишком яркий. Генри зажег свечи и выключил лампочку. Их лица слегка отсвечивали в полумраке. Генри прикурил сигарету и передал ее Ребекке.
– Даже не верится, что я обедала с мужчиной, которого подцепила в Монастираки, – сказала она.
14
Батиста (Baptiste) – буквально Крестительница.
– Это не ты, а я подцепил
– В фойе… в музее, – сказала она. – Может, сходим туда завтра?
– Завтра мне уезжать.
– Надолго?
– Дней на восемь.
– Буду скучать, ладно? – с напускной грустью проговорила Ребекка.
Генри улыбнулся.
– Пожалуйста, если хочешь… надо смотаться в Кэм-бридж, на лекции по технологии радиоуглеродного датирования, мой шеф считает – мне будет полезно послушать.
– Открытку пришлешь?
– Непременно… да не грусти ты так! Разлука греет сердце, верно?
– Поживем – увидим, – ответила Ребекка.
Генри поставил свой стакан и провел рукой над пламенем свечи.
Они посмотрели друг на друга.
– Agapi mou [15] , – сказал он. – Любовь моя.
Ребекка взяла свой стакан и встряхнула – его содержимое закружилось в водовороте, точно крохотный океан, подвластный ее молчаливой воле.
15
Agapi mou – греч. яз.
– Это просто такое выражение, – спохватился Генри. – Похоже, я перебрал.
– Прости, – сказала она, передавая ему назад сигарету. – Я только сейчас сообразила, что она у нас одна на двоих. Думаю, тебе нужно знать: у меня вроде как есть парень.
Генри отпрянул от пламени свечи.
– Черт! – сказал он и посмотрел на нее. – Ты это серьезно?
– На самом деле он совсем не мой, да и видеть его я больше не желаю. – Она потянулась за другой сигаретой. – Похоже, я тоже малость перебрала.
Генри сказал со сдержанным спокойствием:
– Не обижай его.
– Ты о чем?
– Может, он тебя любит.
Ребекка вздохнула.
– Может, и так.
– Тогда не обижай его.
– Почему ты это говоришь?
– Потому что, будь я твоим парнем, мне бы хотелось, чтобы у нас все было серьезно.
– Он не мой парень – даже не знаю, зачем я это брякнула. Ладно, а что такое серьезно, по-твоему?
– Спроси меня через год, – сказал Генри, – может, тогда и отвечу.
Сквозь жалюзи потянуло прохладой.
Генри встал и перегнулся через стол, собираясь ее поцеловать. Неуклюжесть, с какой он пытался это проделать, мигом была забыта, когда она тоже встала и они вместе двинулись по коридору к его спальне, натыкаясь на своем пути на все подряд. Пол был прохладный – Ребекка ощущала это босыми ногами. В его спальне было темно. Он прикасался к ней очень нежно, раздевая ее быстро, но осторожно.
Платье соскользнуло с нее – и она стояла совсем нагая. Генри потянулся обеими руками к ее бедрам, будто в порыве безмолвной просьбы. Она перехватила его руки и сама приложила их к тем местам на своем теле, какими хотела ощутить их сильно-сильно, – вся ее застенчивость давно растворилась в вине.