Все приключения мушкетеров
Шрифт:
Между тем, или она слышала какой-нибудь знак, отвечавший на ее кашель и уничтоживший ее сомнение, или без всякой посторонней помощи узнала место, которого искала, только она с решительностью подошла к ставню Арамиса и сделала три ровные удара пальцем.
– Она в самом деле стучит в ставень к Арамису, пробормотал д’Артаньян. – А, господин лицемер, вот как вы занимаетесь богословией!
Едва только послышалось три удара, как окно отперли изнутри и сквозь ставни показался свет.
– А, говорил д’Артаньян, – не в дверь, а в окно;
Но, к великому удивлению его, ставень не открывался. Даже свет, показавшийся на минуту, опять исчез.
Д’Артаньян подумал, что верно этим не кончится, и продолжал смотреть во все глаза и слушать обоими ушами.
Он был прав: через несколько секунд два резкие удара раздались изнутри.
Молодая женщина с улицы отвечала одним ударом, и ставень открылся.
Можно судить, с какой жадностью д’Артаньян смотрел и прислушивался.
К несчастию, свечу перенесли в другую комнату. Но глаза его привыкли уже к темноте. Притом, глаза Гасконцев, как говорят, имеют свойство видеть ночью как кошачьи.
Д’Артаньян видел, что молодая женщина вынула из своего кармана что-то белое, в роде платка, и быстро развернула его. Потом показала своему собеседнику угол этого платка.
Это запомнило д’Артаньяну платок, найденный им у ног г-жи Бонасиё, и тот, который он поднял из-под ног Арамиса.
Что же значил этот платок?
С того места где стоял, д’Артаньян не мог видеть лица Арамиса. Молодой человек не сомневался, что разговаривавший с дамой изнутри был именно его друг; любопытство взяло верх над благоразумием, и, воспользовавшись вниманием, в которое погрузились оба действовавшие лица, при рассматривании платка, он вышел из засады, и с быстротою молнии, ступая как можно легче, подошел к углу стены, откуда мог совершенно ясно видеть внутренность комнаты Арамиса.
Взглянув туда, д’Артаньян едва не вскрикнул от удивления: с ночною посетительницей разговаривал не Арамис, а женщина. Но д’Артаньян мог различить только форму одежды ее, черты же лица рассмотреть было невозможно.
В ту же минуту женщина в комнате вынула из своего кармана другой платок, и переменила его на тот, который ей показали. Женщины обменялись несколькими словами, потом ставень закрылся; женщина, бывшая снаружи, обернулась и прошла в четырех шагах от д’Артаньяна, опуская вуаль; но предосторожность эта была взята уже поздно, – д’Артаньян узнал г-жу Бонасиё.
Г-жа Бонасиё! Подозрение, что это она, пришло ему уже тогда, когда он увидел, что она вынимает платок из кармана; но вероятно ли было предполагать, что г-жа Бонасиё, которая посылала за ла-Портом, чтобы он отвел ее в Лувр, ходила по парижским улицам одна, в половине двенадцатого вечером, рискуя быть снова похищенной.
Поэтому надо было полагать, что дело было важное, а какое бывает важное дело у женщины в 25 лет? Разумеется, любовь.
Но для себя ли, или для кого другого она подвергалась
Впрочем было очень простое средство узнать, куда шла г-жа Бонасиё: стоило только пойти за ней. Это средство было так просто, что д’Артаньян воспользовался им инстинктивно.
Но, при виде молодого человека, отделившегося от стены, как статуя от ниши, и при шуме шагов его, г-жа Бонасиё вскрикнула и побежала.
Д’Артаньян побежал за ней. Ему не трудно было догнать женщину, закутанную в плаще, связывавшем ее движения. Несчастная задыхалась не от усталости, а от страху, и когда д’Артаньян, догнав ее, положил ей руку на плечо, она упала на одно колено, крича глухим голосом:
– Убейте меня, если хотите, но вы ничего не узнаете.
Д’Артаньян поднял ее, взяв рукою за талию; но как по тяжести ее он заметил, что она готова была лишиться чувств, то начал успокаивать ее выражениями преданности. Эти выражения ничего не значили для г-жи Бонасиё, потому что можно говорить подобные вещи, имея в то же время самые дурные намерения; но ее успокоил голос. Молодой женщине показался этот голос знакомым: она открыла глаза, взглянула на того, кто причинил ей столько страха, и, узнав д’Артаньяна, вскрикнула от радости.
– А, это вы! сказала она, – слава Богу!
– Да, это я, сказал д’Артаньян, – Бог послал меня, чтобы охранять вас.
– Вы в этом намерении и бежали за мною? спросила с кокетливой улыбкой молодая женщина которой насмешливый характер возвратился, когда страх исчез, и когда она узнала друга в том, которого приняла за врага.
– Нет, сказал д’Артаньян, – признаюсь вам, нет; случай привел меня к вам, я видел, что женщина стучит в окно одного из моих друзей…
– Одного из ваших друзей? прервала г-жа Бонасиё.
– Без сомнения; Арамис лучший друг мой.
– Арамис! Что это такое?
– Что вы спрашиваете? Неужели вы будете уверять меня, что вы не знаете Арамиса?
– В первый раз слышу это имя.
– Так вы в первый раз приходите к этому дому?
– Да.
– И вы не знали, что в нем живет молодой человек?
– Нет.
– Мушкетер?
– Вовсе не знала.
– Так вы не к нему приходили?
– Нисколько. Впрочем, вы видели, я разговаривала с женщиной.
– Это правда: но эта женщина в дружбе с Арамисом.
– Не знаю.
– Потому что она живет у него.
– Это до меня не касается.
– Но кто она?
– О, это не моя тайна.
– Любезная г-жа Бонасиё, вы прекрасны, но в то же время вы самая таинственная женщина…
– Разве я от этого хуже?
– Нет; напротив вы очаровательны.
– Ну, так дайте же мне руку.
– Очень охотно. Потом?
– Потом проводите меня.
– Куда?
– Туда, куда я иду.
– А куда вы идете?
– Увидите, потому что вы проводите меня до дверей.