Всё про наш класс. Наташины рассказы
Шрифт:
И ещё я заметила: она как-то особенно, таинственно поглядывала на Валеру с первой парты. Она даже сказала ему:
— Да-да, Валерочка, видела, что у тебя в портфеле, видела!
Когда вошла Нина Ивановна, Рита доложила, сколько учеников присутствует в классе и кого нет.
— Хорошо, садись, — кивнула ей Нина Ивановна.
А Рита не уходит, не садится — на Валеру хитровато так глаза косит. Не знает, сказать или не сказать. И всё же не смогла утерпеть:
— Нина Ивановна, а я видела у Шитикова рогатку в портфеле. Он птиц стреляет…
У Нины Ивановны
— Это хорошо, Рита, что ты не боишься при всех сказать о товарище правду, но послушай себя, каким тоном ты сообщаешь. Будто ябедничаешь. А я предупреждала: ябед и сплетников не терплю. Садись, пожалуйста.
Мне казалось, что учительнице надо бы и Валеру поругать: куда это годится — в школу ходить с рогаткой! И вообще, зачем ему рогатка, он же не хулиган. Только Нина Ивановна ничего Валере почему-то не сказала, а сразу начала спрашивать задачку, которую задавала на дом.
На переменке Валера подскочил к Рите и показал ей язык.
— Ага, кому попало, кому! И сколько хочешь говори — я не боюсь, не боюсь!..
На втором уроке у нас по расписанию — письмо.
Я вынула учебник и тетрадку с домашней работой. Но учительница почему-то не стала смотреть наши тетрадки. Она подошла к окну, постояла там немного, поглядела на улицу и всё о чём-то думала. Я всегда вижу, когда она думает: глаза у неё в эти минуты чуть прищурены, а губы крепко сжаты.
И вдруг Нина Ивановна повернулась к нам и начала рассказывать:
— Стоял холодный зимний день. После долгой метели земля, будто периной, укрылась толстым снежным покровом. Выглянуло солнце, и мороз усилился. Посвистывал ветер. Ветер врывался в рукава пальто, залезал под воротник, хватал за кончики ушей и за нос. Но людям мороз был не страшен. Они выскакивали из теплых троллейбусов и трамваев и скрывались в подъездах больших домов, где в каждой квартире было светло, тихо, уютно и жаром полыхали батареи отопления.
Морозный ветер ничего с домами поделать не мог и со свистом летел дальше, высматривая, на кого бы ему напасть. Людей не испугать, у кошек и собак — густая шерсть, да и не найдёшь их на улице. В квартирах полёживают или в крепких собачьих будках. Певчие птицы улетели в далёкие жаркие страны.
Летел ветер и не знал, кого обидеть. Глядь — воробышек — серый хвостик сидит на ветке дерева. Сжался, бедняга, дрожит. «Вот кому от меня достанется!» — обрадовался ветер и давай под каждое воробьиное перышко забираться, последнее тепло из птичьего тельца выдувать.
А воробей — серый хвостик вспоминал лето, своих взрослых теперь детишек и верную свою подругу-воробьиху. Дети куда-то давно разлетелись, а воробьиху на днях сцапал рыжий кот и даже перышек не оставил.
«Ничего, — думает воробей, — всё равно морозу и ветру не одолеть меня. Придёт время — кончатся холода, утихнут злые ветры, пригреет солнце, зелёная травка выглянет, и заживу я опять весело и сытно. Новую семью заведу… Ничего, как-нибудь перезимую, не в первый раз. Только бы рыжему коту в когти не угодить…»
Сидит так воробей — серый хвостик, мечтает о лете, глаза
Нина Ивановна замолчала. И мы все молчим, не шелохнёмся, ждём.
— Ну, а дальше? — тихо спросил кто-то.
— А дальше сами придумайте. Берите тетради, ручки и пишите продолжение этой истории. А какая она будет, зависит от вас. То ли печальная, то ли радостная. Пишите. Времени ещё много.
Мне до того жалко было воробья, что плакать хотелось. А тут ещё этот злой мальчишка с рогаткой! И я так написала дальше:
«Только хотел мальчишка выстрелить — как сзади хвать кто-то его рогатку! Это милиционер! «Идём, — говорит, — в милицию, хулиган этакий!» И отвёл его туда. А потом во двор вышла девочка и насыпала возле дерева пшена. Воробей пшено поклевал, и ему стало уже не так холодно. Девочка ему каждый день бросала пшено и крошки хлеба. Воробей привык к девочке и стал даже залетать в форточку её комнаты. Посидит немного, пощебечет, погреется и опять улетит. Так благополучно и дождался он весны. А потом подружился с воробьихой, и стали они растить маленьких птенчиков».
Наверное, все написали со счастливым концом. Кому же хочется, чтобы воробей — серый хвостик ни за что ни про что погиб!
Я думаю, что и Валера так написал. Нина Ивановна, когда собирала тетрадки, подошла к Валере и спросила:
— Закончил?
Он вздохнул и подал ей свою тетрадку.
Нина Ивановна взяла тетрадку, прочитала, что он там написал про воробья и мальчишку, и улыбнулась.
— Молодец, — сказала она. И добавила: — А больше ты ничего не хочешь мне сказать?
Валера посидел, подумал, снова вздохнул. Потом достал из портфеля рогатку и отдал её учительнице.
Вот какая у нас Нина Ивановна! И не ругала нисколько Валеру, а он всё понял.
Удивительные уши
Сегодня мы весь день шевелили ушами. Вернее, не шевелили, а только учились. Шевелил ушами Слава.
Слава у нас всегда какой-то тихий и незаметный. Сидит на предпоследней парте третьего ряда. Но это всё равно как последняя парта. Потому что на самой последней парте вообще никто не сидит. Там вешалка рядом, и под той партой всегда полно калош, сапог и ботинок.
Учится Слава средне, двоек не получает, не балуется.
И вот сегодня, сразу, в один день, Слава сделался знаменитым!
Когда начался второй урок и мы уже раскрыли тетрадки по письму, Гоша вдруг оглянулся на Славу и чуть не прыснул от смеха. Я сердито посмотрела на Гошу, а ему всё разно смешно почему-то. Тогда я поставила на его половину парты свой кулак, чтобы он успокоился. Но и кулак не помог. Тут и Нина Ивановна обратила внимание на Гошу.
— Тебе отчего, Белоусов, так весело? Цирк вспомнил?