Все продается и покупается
Шрифт:
Нацежу-ка я еще чашечку моего любимого напитка и, под него, брошу кости, спрошу совета у них.
7+14+27. Что-то не хочется напрягать память.
Лениво полистав книгу, я нашла расшифровку. Смысл не сразу дошел до меня. А когда это произошло, я осталась равнодушной, потому что толкование сомнений не развеяло.
«Сдаваясь на милость врагу, стремятся оговорить условия капитуляции, облегчающие участь побежденных. Но никогда после сдачи своих позиций побежденный не оказывается в выигрыше. Почетных капитуляций не бывает».
– И что из этого следует? – спросила я себя, позевывая. – Гордо швырнуть деньги
Коньяк и расстройство подкосили меня.
Спала я недолго, не более полутора часов, но проснулась свежая, собранная и целеустремленная. Сон как будто выветрил, уничтожил сомнения, и на все вопросы родился один-единственный простой и ясный ответ: надо установить, что произошло с Илларионом Борисовым. А для того, чтобы испытывать к этому делу добрый азарт, следует принять как факт вполне достоверную версию, что Щипачев стремится прекратить расследование не столько или не только по причине опасения за сохранность тайны вложения капиталов, но и оттого, что знает больше моего об исчезновении Иллариона и обстоятельства исчезновения ему явно не на руку.
Капитуляция?.. Как говаривал один мой вовсе не почтенный знакомый: «Хера, господа хорошие! Хера! Суетитесь хоть до посинения!»
Я потянулась, расслабившись, и почувствовала, как пробежала по телу бодрая энергетическая волна. Откинув плед и выскочив из враз надоевшего кресла, я закружилась по комнате в сложном танце, выполняя одно из формальных упражнений кунг-фу. Причудливая смесь плавных и до неуловимости быстрых движений боевого стиля «Цай», школы змеи, вначале хорошо согрели, а потом и утомили меня. Приняв позу отдыха, я успокоила дыхание и, сосредоточившись на себе, отметила, что теперь я наконец-то в норме: освободившись от ненужных эмоций, отступивших на второй план, как и от обременительных симпатий, неприязни и жалости к кому бы то ни было, я готова схватиться с любым противником, в любом бою, вплоть до рукопашной.
«Вот это дело!» – как сказал недавно один мой знакомый, залезая в машину за денежным свертком.
«Не так уж я безоружна, чтобы безропотно капитулировать, и не напрасны опасения его превосходительства! – рассуждала я, плеща себе в лицо холодной водой. – Мои противники отказались мне платить и неосторожно намекнули на то, что розыски могут привести на псарню. Дело! А как мохнорылый-то испугался! Аж посинел с лица, стоило мне назвать фамилию Борисова. Дело? Дело в квадрате!»
Я вытерлась, разглядывая в зеркале раскрасневшееся от холодной воды лицо с горящими от вдохновения глазами.
А как быстро Генерал меняет курс? Отказ от оплаты – и тут же сполна всю сумму. Объяснение единственное, верное и простое, как таблица Пифагора: отказ – для Ольги, чтобы перестала дергаться и утешалась наследством, а деньги – для меня, чтобы лишить азарта к делу. Но, заплатив, они допустили еще один промах: заявили, что от моих действий зависит репутация, а значит, и благополучие Щипачева. И еще Трегубов обмолвился, что, мол, с некоторых пор Ларик не устраивал Щипачева в качестве владельца тепличного хозяйства
Сказано туманно, но что здесь к чему – разобраться можно, потому что все это звенья одной цепи. И это так!
Холодильник, как всегда у меня, набит всякой всячиной, но возиться сейчас со стряпней меня не заставить и под угрозой лишения лицензии частного детектива. Батон, взрезанный наискосок посередине, ветчина, масло, сыр, майонез – и все слоями до размера широко разинутого рта. Два таких сандвича, хорошо разогретых в духовке, один – для мясного бульона, второй с чаем – и можно долго чувствовать себя независимой от гастрономических проблем. А помидорное варенье внесет свежие впечатления в хорошо знакомый вкусовой букет.
«Аркаша, пес! Зачем тебе понадобилось врать, расписывая свои дела с бандитами? – мысленно обратилась я к своему несостоявшемуся любовнику, откусывая первый, самый ароматный и аппетитный кусок горячей, сочной бутербродной этажерки. – Как неосторожно! Нехорошо врать, а врать, не имея для этого никаких способностей, нехорошо вдвойне».
Дела с бандитами у Трегубова есть, и, судя по его настроению после короткого разговора с Вадимом, дела неприятные. Связаны они с псарней, это несомненно, и скорее всего со Стихарем. А если это так, то отморозок должен быть осведомлен о них в той или иной степени. Развязать же язык отморозку проще, чем чистопородному «лицу армейской национальности», пусть даже бывшему. Зачем мне это? А пригодится!
На десерт я отправила в рот несколько ложек варенья из помидоров и в очередной раз порадовалась необычному, изысканному вкусу деликатеса. Прополоскав рот остатками чая, я сгрузила в раковину грязную посуду и закурила.
– Вот и все, что у меня есть на сегодняшний вечер, – сообщила я со вздохом отсутствующей аудитории. – Не так уж и мало, если взяться за дело с умом и настойчивостью.
Ментоловый дымок приятно холодил нёбо. Тишина в доме стояла такая, что он казался покинутым жильцами.
Нет, не все! Я узнала истинное имя Генерала, а оно очень интересует мафию. Радик выложил открытым текстом, что Трегубов должен ей кучу денег и она готова простить долг за выдачу имени его хозяина.
Виктор Сергеевич Щипачев. Банкир или финансист. Генерал и не подозревает, что его имя стало моей валютой, а размер суммы я постараюсь увеличить, добавив к имени хотя бы минимум сведений о нем самом.
Все! Время для колебаний и размышлений закончилось. Неведомое стало простым и доступным, как это случается, когда факты выстраиваются в ровную цепочку и заканчиваются замком выводов, а родившийся план накачивается энергией желания действовать.
Я просидела за кухонным столом, докурив до конца сигарету, использовав выпавшие мне на сегодняшний вечер спокойные минуты, и потратила остаток их на созерцание репродукции картины Айвазовского, висящей на стене между холодильником и сервантом. Разбивающийся о рифы парусник. Белопенные, опалового оттенка огромные волны кренят и захлестывают его, ветер треплет грязные обрывки парусов, срывает в пучину людей, цепляющихся за такелажные канаты, и швыряет их в море, на верную гибель. И вся эта катастрофа залита яркими до неестественности лучами солнца, пробивающимися сквозь просветы в тяжелых, низких, свинцового цвета тучах.