Все проклятые королевы
Шрифт:
— Вы знаете прогноз капитана и ваш собственный… — Её морщинистые пальцы развязывают повязку на моей груди, и боль пронзает меня, когда она глубоко вдавливает пальцы в рану. — Врачи не лгали.
— А ваше мнение? — спрашивает Нирида, стоя у неё за спиной. — Вы согласны с ними?
По тону её голоса понятно, что новости не из лучших.
— Врачи опираются на законы природы, — отвечает старуха. — На то, что знают и чему научились, наблюдая за миром. Но есть вещи, которые не видели даже самые опытные из них.
— Можно ли что-то сделать? Я готова заплатить любую цену.
Я смотрю
— Я приму её раны, её боль, если это спасёт ей жизнь, — предлагает она. — Вы, думаю, понимаете, насколько важна принцесса для нас.
И в этот момент я осознаю, что её слова разбивают моё сердце ещё сильнее.
Она хочет спасти не меня, а Лиру.
Я сжимаю глаза крепче, но это лишь вызывает новые ужасы в моём сознании. Я вижу Кириана, стоящего на коленях передо мной, Кириана, использующего последние силы, чтобы подняться и обнажить свой меч. Вижу голову Эриса на земле и своё платье, пропитанное кровью. Почти чувствую, как его пальцы подают мне окровавленную корону и как она тяжелеет на моих висках, когда я решаю её принять. Потом вижу его на земле, едва в сознании, когда кто-то сбивает его ударом с ног, когда кто-то поднимает меч над его головой, и всё погружается во тьму.
— Я понимаю, как важна она, — говорит ведьма. — Именно поэтому я здесь, потому что мы тоже не хотим её смерти; но вы не можете принять её раны или её боль. Врачи не лгали, когда сказали, что это чудо и что она уже давно должна была умереть.
Старуха снова укладывает повязки на место, а потом накрывает меня одеялом. Даже при всей её осторожности прикосновение ткани отзывается пронзительной волной боли.
— Должен быть способ.
— Есть лишь один путь к исцелению, и он заключается в том, чтобы повторить то, что остановило кровотечение и продлило её жизнь до этого момента. — Она смотрит на меня, и в её карих глазах сверкает хитрость. — Ты должна вернуться к своей истинной форме, Дочь Мари.
Я сглатываю.
Нирида хмурится.
— О чём она говорит?
Старуха смотрит на меня с любопытством.
— Она знает.
— Я не знаю, о чем вы говорите, — шепчу я срывающимся, полным ярости голосом.
Однако соргина не отвечает. Она опирается на кровать, чтобы встать, и женщина, что была с ней, тут же отстраняет Нириду, чтобы поддержать её и взять под руку.
— Вы не можете уйти вот так, — говорит Нирида. — Нам нужно, чтобы вы её спасли.
— Она может спасти себя сама, — отвечает та, не оборачиваясь. — С неё не возьмут платы; с нас — да.
— Что это значит? — восклицает Нирида, её глаза покраснели, костяшки побелели. — Вы не можете уйти. Не имеете права!
— Удачи тебе, Нирида. И удачи тебе, Дочь Мари. Грядут перемены, и они потребуют твоих сил.
Я с трудом сдерживаю проклятие. Меня тошнит от этих расплывчатых слов, от намёков, от всех, кто зовёт меня Дочерью Мари…
Нирида снова кричит, идёт за ними, но останавливается в дверях, так и не переступив порога, беспомощная.
Затем она оборачивается ко мне. Стоя у изножья кровати, она смотрит на меня с растерянностью.
— Что она имела в виду, Лира? Ты можешь это остановить? Есть ли что-то, что может тебя спасти?
Спасти
Я делаю глубокий вдох. Не знаю, почему ведьма считает, что возвращение к моей истинной форме спасёт меня, но если это даст мне то, чего я хочу, я это сделаю.
Я открываю рот, ищу в себе силы заговорить.
— Я хочу его увидеть.
Нирида хмурится.
— Он жив, Лира, — говорит она мне, с нетерпением. — Но ты долго не продержишься, если не скажешь, что имели в виду ведьмы.
Я стараюсь не выдать ни секунды сомнения, когда приподнимаю подбородок, как учили, что сделала бы Лира, и произношу с тем достоинством, которое позволяет моё состояние:
— Сначала — Кириан.
Она срывается на глухой рык и с силой пинает столик у кровати, отшвыривая его в угол.
— Никогда в своей жизни я не ненавидела тебя так, как ненавижу сейчас, — заявляет она, резко срывая с меня одеяло. — Эгоистка, жестокая манипуляторша, — перечисляет, засовывая руки мне под спину, — самовлюблённая девчонка.
Она поднимает меня, и я цепляюсь за её плечи, но даже этого недостаточно, чтобы унять боль, что пронизывает всё тело, как удар плетью. Я не в силах сдержать крик, когда она меня перемещает.
Нирида внезапно замирает, испуганная.
— Ты умираешь, и это касается не только тебя, — говорит она, помогая мне перебросить руку себе на плечо. — Это касается меня и тех солдат, что ждут снаружи. Это касается ведьм, которых ещё не сожгли на костре, и детей, которые умирают от голода после зачисток в их городах, оставленные без помощи и защиты. — Нирида медленно идёт, с трудом подстраиваясь под мой вес, хотя и выше меня, но я, видимо, тяжела для неё. Я даже не вижу, куда мы идём. Лишь замечаю, как она выводит меня из комнаты и пересекает коридор, пока мы не оказываемся перед дверью, которую охраняют двое солдат; они расступаются, увидев нас. — А ты, принцесса, рискуешь всем этим, судьбой всех этих людей, просто потому, что не доверяешь моему слову.
Раздвижная дверь, украшенная красивыми иллюстрациями крылатого дракона, открывается, и я вижу комнату, похожую на ту, что занимала сама: маленькую и почти без мебели.
На столике стоит кувшин с водой, рядом — влажные полотенца в тазу. На полу, рядом с ним, стоит красивый фонарь из тёмного металла, его пламя отбрасывает на стены узор теней в форме цветов. Когда мы входим, лёгкий сквозняк колышет огонь, и кажется, что цветы оживают, поднимаясь к потолку.
На низкой кровати в центре комнаты лежит без сознания человек.
Всё его внушительное тело, его большая и крепкая фигура кажутся совсем бледными и безжизненными на этой кровати — он лежит абсолютно неподвижно и расслабленно, и лишь размеренное дыхание говорит о том, что он жив.
Слёзы почти подступают к глазам. Нирида поспешно помогает мне, когда я из последних сил пытаюсь вырваться из её объятий и опуститься рядом с ним на кровать.
Раны отзываются болью, когда я опускаюсь на колени, но мне всё равно.
Кириан спит спокойно. На его лице нет ни следа боли, несмотря на бинты, опоясывающие его обнажённую грудь, покраснение на подбородке и рассечённую щёку.