Все псы попадают в рай
Шрифт:
– Ты там справишься, или мне танки вызывать, - послышался из-за двери насмешливый голос командира.
Клаус рассвирепел. Он схватил одной рукой руки девочки и едва успел свободной стянуть с себя штаны, ровно чтобы освободить хозяйство, как девочка высвободила руку и влепила ему еще одну оплеуху.
Клаус без жалости ответил ей тем же, оставив под глазом жертвы ссадину, быстро наливающуюся кровью.
– Себе хуже делаешь, тварь, - распалился Клаус.
Но
Но она не сдалась до последнего.
Тонкий свист начал заполнять уши насильника, постепенно вытесняя все прочие звуки, пока наконец не оглушил его. Девочка была мертва. Ее тело сразу изменилось, стало тяжелым и безвольным. Будто вещь, случайно обретшая форму юной красавицы.
"Как? Я же просто... Да как так-то?"
Клаус был в шоке. Его сознание разорвалось от волны непонятных ему тяжелых чувств. Он чувствовал страх и мерзость, отвращение к самому себе. Пребывая в прострации, он не обратил внимание на грянувший за стеной взрыв. Разрывы в его голове были куда громче. Череда выстрелов также не привлекла его внимания. Лишь широкая полоса света от распахнувшейся двери привела его в чувство. Он увидел себя словно со стороны, со спущенными штанами, над теплым трупом девочки с запрокинутым подолом, с залитым кровью лицом. Парень повернул голову к двери, с расстроенным выражением лица, будто желая пожаловаться неизвестному на несправедливость бытия.
Человек, стоявший в проходе, был в советской форме. Он видел такую на убитых и раненных солдатах сегодня, когда весело двигался вперед под надежным прикрытием брони. Но этот солдат не был ни мертвым, ни раненным. Он стоял в проходе огромный и страшный, как отец тем вечером, когда Клауса за кражей яблок поймала соседка. Клаусу хотелось как тогда заплакать и обнять великана за колени. Лишь вид винтовки в крепких ладонях напоминал, что папа очень далеко, он не обнимет его, и не простит. Никто его теперь не простит.
Клаус поднял взгляд на лицо солдата и медленно начал поднимать руки. Солдат был очень похож на отца. Уже поживший, с глубокими морщинами и густыми усами на лице. А на лице солдата было презрение и печаль. Совсем как тогда у папы.
Сухой громкий выстрел опрокинул Клауса на спину. Он упал рядом с убитой им девочкой. Странно, грудь будто разорвало от боли, но в то же время боль осталась на заднем плане. Клаус чувствовал, как жизнь утекает из него, будто вода из худой бочки, только очень быстро, стремительно. Казалось, можно схватить ее, остановить, просто потерпеть. И тогда станет не больно. Он крутил головой, ища спасение. Ведь можно же как-то спастись. Ведь не может он так умереть. Ведь он не умрет!
Пустые остекленевшие глаза мертвой девочки были ему приговором. Люди умирают. Ты умираешь.
Лежа лицом к лицу с убитой девочкой, Клаус подумал, что живой она была очень красивой. Потом все исчезло.
Это был очень странный сон. Ведь он прожил все эти месяцы в военном училище. Он несколько дней трясся в вагоне со своими сослуживцами. Он помнил свой первый бой. И ужасный конец того дня.
Так почему он проснулся в своей постели на отцовской ферме?
Клаус вышел на кухню и умылся водой из медного умывальника. Отца с матерью не было. Клаус буднично оделся в свою рабочую одежду. На ферме всегда много забот. Покормить скот, наносить воды, может быть и дров нарубить. Любая работа в радость после муштры в училище.
Насвистывая недавно услышанный марш, Клаус вышел во двор и замер. Солнце клонилось к закату, подсвечивая облака красным.
"Не могло произошедшее быть сном", - мелькнула пугающая мысль. А что если Клаус умер и попал... Куда?
Теплый ветерок трепал его волосы. Не похоже на ад. Поля, насколько хватало глаз, колосились молодой пшеницей. Клаус был дома. Только, где же его родные?
Раз их не было дома, Клаус решил проверить в сарае. Быть может отец заработался допоздна. Перейдя через двор, парень зашел в распахнутые ворота сарая. Он увидел ее сразу. Она лежала на разложенном тряпье с задранным подолом и неестественно вывернутой шеей. Ровно в той позе, в которой Клаус видел мертвую девочку в своем сне. Вернее нет. Не во сне.
Не веря собственным глазам, Клаус осторожно подошел поближе. Несколько долгих секунд он созерцал дело своих рук, а затем стремительно вышел наружу. Он убил ее. Он это сделал. А затем умер сам.
"Что я наделал?"
Клаус вбежал в дом и встал перед зеркалом, ощупывая свое лицо. Он не был бесплотным призраком, и на мертвеца не был похож. Тяжело вздохнув, Клаус сел за стол на грубый табурет.
"Что происходит?"
Никто не спешил отвечать на его немые вопросы. Тянулись минуты, настенные часы методично тикали. Только секундная стрелка стояла на месте, а багровое солнце висело над горизонтом как приколоченное. Время не шло.
"Все таки я умер", - пришел Клаус к неутешительному выводу. "Но что дальше".
Ни труб архангелов, ни дьявольского смеха. Тишина. Лишь мертвая девочка в сарае.
"Так пройдет моя вечность? Это наказание?"
Ответов не было. А найти их можно было лишь в одном месте. С тяжелым сердцем Клаус отправился в сарай.
Девочка лежала на прежнем месте. Ее пустые глаза затянула тусклая пелена. Парень присел рядом и взял девочку за руку. Ее кожа была холодной и неприятной на ощупь.