Все пути ведут на Север
Шрифт:
Вероятно, Барден заранее дал указание не калечить пленника, виновного в похищении важнейшего заложника империи. Зачем ему нужно было, чтобы Грэм оставался в относительном здравии, знал, наверное, только он сам. Грэму же это было совершенно неинтересно. В нем вообще не осталось ни капли любопытства, после ночи — или всего пары часов? — проведенной в пыточном кресле. После этого допроса приемы Альберта Третта казались всего лишь детской забавой… Грэм думал замкнуться в гордом молчании, но это оказалось выше его сил. От нескончаемых проклятий
Истерзанной тряпичной куклы.
Придя в себя, он пожалел, что не умер, не возвращаясь в сознание. Болело все. Кроме боли, ничего в нем и не осталось.
Спустя какое-то время к Грэму, лежавшему ничком без движения на полу, пожаловал неожиданный гость. Это был старый, седой и очень тихий человек (Грэм, правда, ничего этого не видел, поскольку от света фонаря снова ослеп), с медальоном Перайны на груди, и с небольшим коробом, в котором хранились разнообразные пузырьки, баночки и прочие предметы, необходимые лекарю. Этот человек мягко спросил Грэма, может ли он подняться.
— Зачем? — отозвался Грэм, едва шевеля губами.
— Император распорядился оказать вам врачебную помощь…
— Зачем? — повторил Грэм. — К чему это?
— Я лекарь, — тихо проговорил старик. — Я не спрашиваю — зачем.
Грэм с трудом приподнялся.
— Не знаю, что вы тут сможете сделать.
— Позвольте посмотреть…
Старик внимательно и осторожно осмотрел его искалеченные руки и сожжженые плечи, повздыхал. Грэм молчал, ни о чем не спрашивал. Плохо его дело или нет — какая разница, раз он все равно скоро умрет. Это ведь был не последний допрос…
— Выпейте, — лекарь протянул ему какой-то пузырек.
— Что это?
— Пейте, пейте. Это облегчит боль… на какое-то время.
— Лучше бы это был яд, право, — пробормотал Грэм и залпом проглотил содержимое пузырька. — В самом деле, нет ли у вас чего-нибудь… этакого? Чтобы раз — и конец. К чему тянуть волынку, если конец все равно один…
— Я лечу людей, а не убиваю их, — роясь в своем коробе, возразил старик. — Простите…
Вскоре Грэм и в самом деле почувствовал себя лучше и даже сумел сесть. Не теряя времени, лекарь приступил к делу: обработал раны и ожоги, наложил примочки и повязки. В течение всей процедуры Грэм молчал, только покусывал губы. Никакого смысла в лечении он не видел, но не отказываться же было… Закончив свое дело, старик вдруг спохватился:
— Чуть не забыл, юноша… У меня для вас послание!
— От кого? — удивился Грэм.
— От некоей девицы… — старик извлек с самого дна своего короба, спрятанный под пузырьками и баночками, свернутый лист бумаги; протянул его Грэму. Тот качнул головой.
— Прочтите вы… Я… не смогу.
— Ах, конечно, — спохватился лекарь. — Простите. Вот. Хм… «Свет еще не видывал таких болванов, как ты! Прекращай, наконец, играть в героя и выкладывай все, что знаешь! Тебя будет гораздо приятнее видеть одним куском и в относительном
Писала, конечно, Илис — ее слог и выражения. Никто, кроме нее, не стал бы обзывать человека болваном вместо приличиствующего приветствия… И почему ей так хочется, чтобы он заговорил? Сначала Марка прислала, теперь вот это… И что значит «не бойся»? Следует это понимать так, что неприятностей не будет, или нужно просто наплевать на последствия?.. Очень эта записка не понравилась Грэму. Взглянуть бы на почерк, да куда там, буквы так и расплываются перед глазами…
— Эта девица, которая писала записку… Она сама, лично, передала ее вам?
— Да, конечно.
— А как эта девица выглядит?
— Хм, — явно смешался лекарь. — Молоденькая… черноволосая, большеглазая… Простите, я лица не очень хорошо запомимаю.
Описание вроде подходило под внешность Илис, но… где-то глубоко все же царапалось сомнение.
— Так что мне передать девице?
— Ничего, — помедлив, ответил Грэм.
— Совсем? — удивился старик.
— Совсем.
— Вы… не доверяете мне?
— Подумайте сами, могу я тут доверять кому-нибудь? Но не в этом дело. Просто… мне нечего ей ответить.
— Может… — робко проговорил старик, — вам стоит прислушаться к ее совету? Вы погибнете тут.
— Я так и так погибну. Много вы видели людей, которых выпускали на свободу из здешних подвалов?
Лекарь печально поник головой. В полном молчании он собирал в короб свое хозяйство.
— Оставить вам фонарь? — спросил он, собираясь уходить.
— Не надо.
Свет — это надежда. Меньше всего Грэм хотел надеяться попусту.
Через день Илис с удивлением обнаружила, что Барден покинул форт. Вопреки обыкновению, он не известил ее о своем отъезде заранее — и лично, — а переслал записку задним числом. Тон записки был непривычно сухой и официальный, что неожиданно покоробило Илис.
Барден извещал, что намерен отсутствовать в Северной в течение двух недель, а Илис вольна дожидаться его возвращения или же отправляться, куда ей заблагорассудится.
— Похоже на то, — пробормотала Илис, — что мне деликатно указывают на дверь. Или нет?
Судить наверняка, что именно хотел Барден сказать своей запиской, она затруднялась. А потому решила проигнорировать приглашение отправляться на все четыре стороны, а дождаться-таки возвращения наставника. Если он хочет прогнать ее, пусть скажет в глаза, а не отделывается маловразумительными писульками.
Пока же, в отсутствие императора, Илис набралась наглости и попыталась устроить свидание с Грэмом. К Марку с этим идти не стоило, он нервно реагировал на одно только имя пленника, поэтому Илис пошла к Риттеру. Они со стариком недолюбливали друг друга, но до конфликтов дело никогда не доходило. Командующий Северной смотрел на нее косо, но держался уважительно — надо думать, исключительно из почтения к императору. Однако, Илис здорово рассчитывала на имеющийся у нее перстень Бардена. Едва ли Риттер посмеет перечить воле предъявителя оного.