Все ради тебя
Шрифт:
«Когда бежишь от себя, есть вероятность еще дальше заблудится» — слышу голос Андрея, и фразу, которую он сказал, когда я плевалась ядом и говорила, как ненавижу Адама. Что обязательно найду себе мужика, чтобы ему было также больно!
Он сказал не спешить. Это не выход. Когда бежишь от себя — есть вероятность сильнее заблудиться.
Надо просто подождать.
Перетерпеть.
Ограничить связь.
Пока она не истончится.
Так порвать ее будет проще.
Месть? Кому от нее по итогу лучше,
Герде, наверно, пора подумать о себе. Ведь невозможно спасти того, кто не хочет быть спасенным…
Когда я захожу обратно в комнату, Адам на меня даже не смотрит. Он и не шевелился как будто. Так и лежит. Так и смотрит.
Подбираю трусики.
— Ты уйдешь, да? — звучит еле слышное, и я прикрываю глаза на мгновение, но потом решительно их натягиваю и хмыкаю.
— У меня нет ни одной причины остаться.
Потому что ты, блядь, снова молчишь! Но этого я не скажу. Мне кажется, бессмысленным снова и снова повторять очевидное. Кричать. Биться головой о стену.
Нет просвета.
И его не будет… я чувствую, что не будет.
— Вещи, которые ты привезла — висят в шкафу.
Больно.
Я успела перевести пару коробок, потому что мне не нравился пустой шкаф. Казалось, что ему одиноко. А может, внутри дрожало что-то? И мне просто не верилось, что все может сложиться у нас? Что это не сон? Наши отношения до дома были какими-то медовыми, сказочными, словно невозможными! А когда дом почти был готов — вот-вот должна была начаться реальность.
Мне было страшно, что ее никогда не случится.
Что мне не могло так повести! Это все нереально! Мечта, до которой я почти дотянулась, которая вот-вот должна бахнуть — нереальная. И я повесила вещи. Как знак, что все всерьез.
Забавно, что через неделю после этого, мой мир рухнул.
Молча подхожу к гардеробной и действительно нахожу там свои вещи. Они висят так же, как и висели.
Глаза снова наполняются слезами.
Такое ощущение, словно я просто вышла ненадолго, а не ушла навсегда.
И так обидно…
Потому что мне бы этого хотелось. Чтобы все было иначе, а не так, как есть.
Внезапно накрывает злость.
Я срываю свой спортивный костюм и напяливаю его. С одурью кусаю губу, чтобы больно было физически, а не душой.
Она мечется по клетке. Бьет крыльями по цепям. Ломает их, но снова бьет. Она рвется к нему — хочет ударить, встряхнуть!
Да очнись ты наконец! Хватит…вести себя так! Хватит! Я же уйду! Ты обещал, что не отпустишь, но я уйду! Клянусь! Пожалуйста! Не дай мне уйти! Очнись…
Но в ответ тишина.
Адам
Интересно, о чем он думает? Нет, вру, мне неинтересно. Да и знаю я. Он уверен, что я вернусь. Он мне не верит. И я…могу ли винить? Едва ли. Говорю, а делаю ровно противоположное…
Но я люблю. Отчаянно. Бесконечно. Оправдание ли? Наверно, уже нет. У него тоже истекла дата годности — хватит; я устала.
Выхожу одетая, разворачиваюсь к двери, но тут слышу голос:
— Лиза, пожалуйста…
Встает.
Резко, рывком, делает ко мне шаг. Я застываю.
Он тоже останавливается.
Дышит тяжело.
Ты не хочешь меня отпускать? Я чувствую. Так сделай что-нибудь! Объясни мне…
— Ты же любишь меня!
Нет, это не то.
Горько усмехаюсь.
— Что я смешного сказал?! — злится сильно, — Это разве не так?! Так! И я тебя люблю!
— Знаешь, что меня поражает на самом деле? — спрашиваю тихо, он молчит, — Как ты можешь…так говорить? После всего?
— Я говорю это, потому что правда…я…
Рычит.
Я слышу и чувствую, как стремительно он приближается, но не стараюсь сбежать. Я устала бегать.
С силой поворачивает на себя. В глазах снова то же отчаяние, как кривое зеркало. Я в нем вижу душу свою разломанную…
И смотрю. Смотри! Это и твоих рук дело. Это ты сама позволила с собой сделать…
— Ты же не хочешь уходить!
— Не хочу.
Тоже правда. К чему сейчас врать?
— Рассвет, тогда останься… — шепчет с надрывом.
Руки на щеках ласково обнимают, большие пальцы нежно гладят. Он смотрит на меня так, как смотрят на любимую; он любит; но иногда одной любви недостаточно…
Я отстраняюсь и горько усмехаюсь, глядя себе под ноги.
— Конечно, я хочу остаться здесь. С тобой. С любимым мужчиной в доме, который должен был стать моим будущем…
— Он и сейчас может, любимая…
— Нет, уже не может, — поднимаю взгляд, полный соленой влаги, — Все рухнуло. Ты все разрушил, когда…
— Я тебе никогда не изменял.
Из груди рвется еще один горький смешок, и я стираю слезы рукавом своего худи.
— Видишь? Ты даже не можешь признать! И никогда не признаешь! Но это так! Когда ты спишь с другой женщиной…
— Я с ними не спал.
— Ты их трахал.
— Вот именно. Трахал.
— И ты ждешь, что мне этого будет достаточно? — спрашиваю еле слышно, он немеет.
Ненадолго. Снова тянется — только я отступаю.
Мотаю головой.
— Не надо. Не трогай. Ты делаешь только хуже…
— Лиза…
— Я очень устала, Адам. Сражаться с тобой, как биться со всеми стихиями сразу. И внутри, и снаружи. Это больно.
— Есть разница, — говорит хриплым голосом, брови хмуря, — То, что было с ними, и что есть с тобой…