Все радости — завтра

Смолл Бертрис

Найл вздохнул:

— Но ты, Гамаль, зачем ты помогаешь мне? Просто чтобы оставить Турхан только для себя? Гамаль улыбнулся:

— Ашур, ты первый серьезный противник в борьбе за сердце Турхан, с которым мне пришлось столкнуться. Остальные для нее ничего не значат. Это все игрушки, временные развлечения, живой уголок. А вот ты — совсем другое дело. Я тебя не боюсь, я знаю, что твое сердце далеко и никогда не окажется здесь, даже если бы тебе пришлось провести всю жизнь в нашем гареме. Если бы я думал иначе, то давно избавился бы от тебя обычными средствами гарема, я это умею. Но если бы с тобой что-то случилось, подозрение

неминуемо пало бы на меня. Кстати, могу тебе сказать, что уже дважды я спасал твою жизнь — этот живой уголок Турхан зверски ревнив, мой друг.

Но я люблю Турхан, и, хотя Кедар ничего не знает об этом, на самом деле я уже из кожи вон лез три года назад, чтобы привлечь к себе ее внимание. Я хотел стать ее фаворитом, чтобы реализовать свои планы. Кедар никогда не дал бы мне и крохи из наследства отца. Мне нельзя было показать себя умным. Что с дурака возьмешь?.. А так я относительно свободен.

Попав к принцессе, я смог реализовать свой план через нее. И в конце концов получить контроль над ее состоянием. На самом деле я тоже плод воспитания брата. Но у меня было очень мало опыта — так, несколько поцелуев и объятий украдкой с рабынями Кедара. Когда же я попал в постель Турхан, я был девственником, пятнадцатилетним мальчиком, который, несмотря на показную уверенность, был просто испуган. Что, если я не понравлюсь ей и она отошлет меня?

Ей тогда было девятнадцать, и она была очень опытна — во всяком случае, достаточно для того, чтобы понять мою невинность. Она так нежно и по-доброму относилась ко мне, Ашур, научила любви, и я начал постепенно понимать в этом толк, обрел уверенность в себе. И я по-настоящему полюбил Турхан.

Но при этом я хотел обладать ее богатством и встать во главе ее торговли. И я уже близок к этому, Ашур, ибо, когда ты исчезнешь, оставив ее страдающей, она обратится за утешением ко мне. И тогда я начну действовать — стану снова свободным человеком, продам гарем, сделаю ее своей женой. Вот как все должно произойти. У меня никогда не будет другой женщины, ибо Турхан для меня — это все, чего я хочу, но и у нее не должно быть больше мужчин.

Теперь Найл посмотрел на Гамаля с уважением — до сих пор он считал его слабаком, мальчишкой. Но он оказался крепче, и это было удивительно.

— Как ты сможешь помочь нам бежать? — перешел он сразу к делу.

— Я думаю, приготовления займут еще несколько недель, но план таков: Турхан настоит, чтобы Кедар лично сопроводил ее по коридору Таза в Алжир, потому что принцесса хочет сама изучить этот путь и посмотреть порт.

Вот тут-то вы и должны бежать, так как ни принцесса, ни Кедар не поедут без своих любимцев.

Найл задрожал от возбуждения. У Гамаля это выходило так просто и легко. Но сможет ли он прождать еще несколько недель? Его сердце бешено билось, и ему пришлось сделать несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться.

— Похоже, мне нужно принять немного напитка Раби, — сказал он Гамалю. — Я волнуюсь, как девственница перед брачной ночью.

— Да, — согласился Гамаль, — ты можешь все испортить, Ашур, своим излишним волнением. Давай вернемся во дворец, и найди там Раби с ее шербетом. Это успокоит тебя, и мы снова поговорим, я сообщу тебе дальнейшие детали.

В своей комнате Найл осушил несколько чашек особого фруктового шербета, который делала для него Раби. Скай! Сегодня он увидит Скай! Она узнала, что он жив, и — храбрая девчонка! — примчалась его спасать!

Боже, как он любит ее! Раби заметила его волнение и спросила;

— Ты сегодня так взволнован, Ашур, что с тобой?

— Гамаль сказал, что сегодня его брат посетит нас и будет ужин. Я рад, что принцесса так доверяет мне, что разрешила присутствовать там. Мне очень хочется увидеть брата Гамаля.

Раби хихикнула и по-матерински погладила его по голове.

— Да, мой прекрасный воспитанник, это большая честь. Ведь там будет не только брат Гамаля, но и две его любимицы.

— Разве могут сравниться они по красоте с моей принцессой! — быстро ответил Найл.

Раби снова хихикнула, на этот раз от радости.

— Ты начинаешь любить ее, Ашур! Это хорошо! Хорошо! — Понизив тон, она сказала:

— Постарайся потрафить ей и скоро получишь власть над ней. Пусть она забеременеет от тебя, и ты станешь хозяином гарема! Ты победишь, Ашур, и Гамаль не сможет превзойти тебя! — Она похлопала его по руке и понимающе кивнула. — Ну, отдохни, великан, а я тебя позову, когда настанет час.

Он не стал спорить с ней и проспал несколько часов подряд, пока Раби не разбудила его и не повела в баню. Там банщицы вымыли его под злобными взглядами остальных обитателей гарема. Кроме Гамаля и Найла, в нем было примерно двадцать мужчин — большинство с Ближнего Востока, но тут были и рыжий венецианец, два грека, мускулистый блондин швед, как и Найл, купленный с галеры, огромный русский и два негра из Южной Африки. Они откровенно ревновали к нему — после его прибытия принцесса проводила время только с ним. Они не осмеливались открыто протестовать: однажды, в самом начале, они попытались показать ему его место, но разъяренный Найл покалечил кое-кого. Более тонкие попытки избавиться от ирландца оказались блокированными Гамалем, который после второй попытки отравить Найла пригрозил сообщить обо всем Турхан. Это означало медленную мучительную смерть, и больше никто не стал рисковать. Оставалось давать выход своим эмоциям только на словах.

— Интересно, как трахается этот ирландец? — спросил один из греков.

— Как свинья, — ответил второй.

— Нет, друг мой. Свинья — запретное животное для правоверных, а наша принцесса — мусульманка.

— Тогда он трахается, как ему и положено — как собака, — заметил темноглазый египтянин. Найл приветливо улыбнулся им.

— А я-то думал, что только греки трахаются по-собачьи, — сказал он. — А что касается других, — он презрительно обвел их взглядом, — то у вас вообще нечем трахаться, вы просто евнухи. Неудивительно, что Турхан предпочитает Гамаля и меня. Да у моего маленького сына пипка больше, чем у любого из вас.

— Если бы не пойло этой ведьмы, Ашур, у тебя бы никогда не встало! — прорычал венецианец.

— Напиток Раби придает мне больше сил, чтобы доставить удовольствие принцессе, Ибрагим. Жаль, что тебе не представился такой шанс. — И, улыбнувшись им еще раз, он покинул баню, оставив их злобствовать в бессильной ярости. Восхищенно глядя вслед Найлу, старые банщицы хихикали от удовольствия.

Раби уже ожидала его и тщательно натерла его загорелое тело мускусным маслом, так что кожа начала блестеть. Найл часто загорал в саду, и темная кожа прекрасно оттеняла его серебристо-серые глаза. Он регулярно бегал и плавал и не давал своему мускулистому телу зарасти жирком, как у некоторых его компаньонов, привыкших к гаремной лени.