Все реки текут
Шрифт:
Их завтрак нельзя было назвать удавшимся. Дели, утратившая веру в себя, потерянно сидела меж своих разодетых соседок и почти физически ощущая, как бедно и неизящно она одета. К тому же Бесси, никогда не отличавшаяся тактом, вдруг обратила внимание на ногти Дели, под которыми скопилась шокировавшая подругу краска.
– У тебя ногти грязные! – во всеуслышание заявила она, чем окончательно доконала Дели.
Да, ногти у нее, действительно, были неухоженные, к тому же спеша и волнуясь, перед посещением судна, Дели не очень чисто выскоблила из-под них эту треклятую
10
Лежа на колючей ароматной траве, Брентон смотрел в затянутое облаками небо. Непривычно теплая для зимы погода была весьма кстати, потому что они с Дели укрывались только его пиджаком.
– Мне так покойно и хорошо, – сказал он. – А тебе? Дели приподнялась на локте и взъерошила ему волосы.
– Мне тоже.
Она не лукавила, счастливая тем, что доставила ему удовольствие, заставив себя удержать стон, и он даже не догадался, как ей было больно. Она предпочла искусать себе губы, но не показать слез, в то время как он шептал ей ласковые слова. И поскольку высшее удовольствие есть лишь обратная сторона высшего страдания, оба были на высоте блаженства.
– Должно быть, уже поздно, – сказала Дели. На востоке облака скатились ниже к горизонту, и в черном небе открылись яркие звезды. Южные созвездия, когда-то казавшиеся Дели чужими, стали привычными, как лица друзей; их бесконечное передвижение в небе было похоже на перемещение воды в реке, на ощутимый бег Времени.
– Какое мне дело, поздно сейчас или рано, – сказал Брентон, и как раз в эту минуту часы на ратуше пробили двенадцать. Он засмеялся и потянулся губами к ее маленьким упругим грудям. Она наклонилась над ним, удерживая счастливый вздох.
– Но я другое дело, мне пора уходить, а то хозяйка закроет дверь.
– Это будет прекрасно! Ты останешься у меня до утра.
– Но мне завтра на работу, любимый. Отпусти меня.
– Иди, кто тебя держит? – сказал он, лишь крепче сжимая объятия. Желание снова поднималось в его крови, точно морской прилив. У нее хватило догадки не сопротивляться.
– Я так устала…
– Да, конечно. Я – эгоистичное животное.
Они нехотя оторвались друг от друга, чувствуя как их охватывает холодный воздух. От реки поднимался влажный туман. Вода тускло блестела.
– Как насчет завтрашнего вечера, – спросил он у дверей пансиона.
– Боюсь, что не смогу. Я начинаю работу над портретом Несты Моттерам.
– Той черноокой девушки?
– Да. Видишь ли, она будет здесь недолго, недели две…
– Я тоже не намного дольше!
– Но я обещала! У нее такое интересное лицо.
– Ладно! Тогда в субботу.
– В субботу вечером. Днем я буду рисовать.
Они были одни на длинной пустынной улице. Внезапно Брентон положил голову ей на грудь и спрятал лицо, как нашаливший ребенок.
– Прости меня, Дели, – сказал он приглушенно.
– За что же? – удивилась
– Ты такая юная! Сколько тебе лет?
– Двадцать.
– Двадцать! А мне уже двадцать восемь. И я сейчас не могу жениться.
– Разве я говорила тебе, что собираюсь замуж?
– У тебя может быть ребенок…
– Иметь от тебя ребенка для меня счастье. Это будет замечательно красивый мальчик. Все будет хорошо, ведь я сделала, как ты хотел.
– Да, все будет хорошо. И все же…
– Почему я не могу иметь от тебя ребенка, если я люблю тебя? Я не вижу каких-либо юридических препятствий, хотя наше общество и оставляет желать лучшего.
– Оно лучше, чем во многих других странах.
– И все-таки оно никуда не годится. Матери-одиночки…
– Это экономическая проблема. Женщина не может содержать ребенка, воспитать его, как должно.
– Они могут делать все и работать наравне с мужчинами, если им предоставить такую возможность.
– Все да не все, – сказал Брентон и засмеялся. – Одна вещь им все-таки не по силам.
– Передай Дели свекольный салат, дорогой, – сказала миссис Григс. Она величественно восседала во главе стола; ее глаза цвета китайского фарфора были как всегда полузакрыты, будто смотреть дальше своей объемистой груди было ей не по силам. Дели пришла к ним вечером с мольбертом и красками, и с нетерпением ожидала окончания ужина.
Господин Григс передал салат и заботливо оглядел стол: может быть, чего-то не хватает? Это был низенький, седовласый мужчина, с живым подвижным лицом, очень суетливый. Он никак не мог усесться за стол: то велит наточить ножи, то потребует с кухни какое-нибудь новое блюдо.
Хотя миссис Григс постоянно разнообразила соусы, подливки и джемы, ее супругу все чего-то не хватало.
– А где же грибной кетчуп, дорогая, – сказал он, бросив торжествующий взгляд на жену.
С видом терпеливой покорности та позвонила.
– Сюзи, есть у нас грибной кетчуп?
Служанка принесла требуемое к немалому разочарованию господина Григса. Ужин, наконец, начался. – Дели так ест глазами Несту, что ей не до еды – съехидничала Бесси.
Все глаза устремились на Дели. Она смутилась: вероятно, в предвкушении долгожданного сеанса она и впрямь слишком уж вперилась в Несту, отмечая теплый оливковый оттенок ее кожи, тени в уголках рта и у крыльев носа, крутой изгиб ноздрей, надменный рот, глубокие карие глаза.
– Как мне сесть? – спросила ее Неста. – Может, вот так? – Она оперлась локтями о стол, сцепила пальцы под подбородком и жеманно закатила глаза.
Все засмеялись, кроме Дели – та была так взбешена этим фиглярством, что пища застряла у нее в горле. До самого окончания ужина она не поднимала глаз от своей тарелки.
Остальные не заметили или сделали вид, что не заметили ее молчания. Но когда все встали из-за стола, Неста взяла ее под руку и прошептала:
– Не сердись, дорогая Филадельфия. Сейчас мы с тобой закроемся ото всех, и я буду паинькой.