Все, способные держать оружие… Штурмфогель (сборник)
Шрифт:
– То есть имело место тихое проникновение – и громкий выход. Так?
– Да.
– Для чего? Если можно тихо войти, значит можно так же тихо удалиться. Нет?
– Подожди… – Круг уставился в одну точку. – Что-то померещилось… Ладно, вспомню. Громко выходить имеет смысл, если хочешь отвлечь внимание от того места, через которое вошел.
– То есть они намерены вернуться?
– Наверняка.
– Так, может быть, гипотетическая наша «крыса» – это вовсе не человек, а – место? – Нойман даже привстал. – Кто-то приходит, распускает
– Вполне, – сказал Круг, бледнея. – По крайней мере, в это я легче поверю, чем в успешное прохождение предателем контроля лояльности.
– Ищи, – наставил на него палец Нойман. – Как хочешь, чем хочешь, носом, рылом… ищи! Белов и вся его служба – под твое начало. День тебе даю. Всё… Да! – закричал он в спину повернувшемуся Кругу. – Увели голой. Наверное, через этот канал в одежде не пройти. А?
– Возможно, шеф, – кивнул Круг и вышел из кабинета.
И тут Нойман почувствовал, что еще один вопрос остался без попытки ответа. Взяли, отдали, взяли. Зачем?
Значит, все-таки – «слепок»…
Круг и его люди не нашли в сознании Хельги характерных следов подготовки «слепка». Но это не значит, что нет более тонких методик…
«Слепками», «матрицами», «копирками» называлось особое состояние сознания какого-либо человека-носителя. Носитель вел себя обыкновенно, не вызывая подозрений, при этом (сознательно или несознательно, это зависело от методики) создавая в своей памяти эйдетический слепок реальности. И умелый интерпретатор мог воссоздать реальность, с которой слепок был снят, в высшей степени достоверно – и даже с деталями, которые не попали в поле зрения носителя, а пришли туда в отражениях личностей других людей…
Методика эта просуществовала некоторое время, но очень скоро англичанами был разработан детектор «слепков» – и от применения ее пришлось отказаться. Дальнейшие работы по созданию «слепков» были прекращены личным распоряжением фюрера.
Очевидно, зря.
Но если есть какой-то «подземный ход» и «слепки»… то – Штурмфогель?..
Ни при чем?
Нойман почувствовал озноб. Отменить охоту? А если он уже убит? Все-таки Хете – это Хете, от него еще никто не уходил. Как тогда все будет выглядеть?
Он, Нойман, отдал приказ убрать офицера, ценнейшего сотрудника, просто по подозрению, из-за стечения обстоятельств, играя на руку врагу?..
Вот. Он уцепился за последнюю мысль. Преследуя Штурмфогеля, мы даем врагу понять, что играем по его сценарию. На самом-то деле мы разгадали сценарий, но не имеем права показать этого. Если Штурмфогель падет жертвой нашей игры, то он падет геройской смертью офицера: подобно курьеру-смертнику, который может доставить врагу фальшивку лишь на собственном трупе…
Его можно будет представить к Железному кресту.
Кстати, что там у нас в Женеве? Нойман стряхнул с лица остатки смятения и открыл папку с последними донесениями.
Ребята Эделя работали отлично. По их данным, группа Коэна насчитывала
Отдельное донесение было про двоюродную сестру Эйба Коэна, чья функция в группе оставалась неясной. Трижды ее посылали для установки тайников, но к тайникам никто не пришел, а при вскрытии одного из них не было найдено ничего. Просто – ничего. Тайник был пуст. Следует отметить высокий профессионализм девушки в деле ухода от слежки…
С чего бы это, подумал вдруг Нойман. Роза Марцинович из Лемберга, дочь еврея и полячки, мать все время прятала ее в тайнике в борделе, который сама и содержала. Из-за бывшего (да к тому же и давно мертвого) мужа у матери были сложности с местным гестапо, но кто-то из аппарата гауляйтера заступился за вдову…
Это были данные Штурмфогеля. А если Штурмфогель все это сам придумал?..
Значит, он предатель.
Или это совсем другая девушка. Потому что в борделе девушка может научиться многому, но не профессиональному уходу из-под слежки…
Адриатика, остров Премуда. Яхта «Босфор». 4 марта 1945.05 часов
Две ночи подряд Гуго охотился на командира, но прихватить смог только сейчас, после того как яхта вошла в какую-то бухточку и стала на якорь. Очевидно, с острова их наводили, потому что в такой непроглядной тьме просто так приблизиться к берегу – и то было непросто; да и новые голоса зазвучали на палубе…
Так и шли: ночами плыли, днями стояли, укрытые маскировочной сетью. Команда спала. Но днем Гуго был почти бессилен, вот в чем беда. Ему нужна была луна, пусть ущербная, пусть за тучами. И вот сейчас – повезло. А может быть, он намолил себе эту удачу. Командир Джино сказал наверху: я вздремну до света. Потом растолкай меня, шкип. Да спи ты сколько влезет, сказал капитан, хоть до вечера… Я сказал: до света. Ну ладно, капитан вздохнул, как хочешь.
Гуго не слышал всего этого, но почувствовал. Потому что ждал. Потому что иначе было нельзя.
Он взял Джино в длинном коридоре – тот как раз открывал дверь, за которой копошились обнаженные темнокожие красавицы. Гуго прыгнул сзади и перекусил ему шейные позвонки…
Тут же все охватило пламя. Тело Джино корчилось в огне, а Гуго уже несся назад, торопясь выскочить из чужого сна прежде, чем сон перестанет существовать. Двери было две: вверх и вниз – и Гуго, переборов соблазн броситься вверх, протиснулся в нижнее тело, именно протиснулся, потому что проход сужался, сужался…
Он все-таки успел. Запрыгнул, как танкист в танк, захлопнул крышку люка… Вал пламени пронесся поверху, но уже невидимый.