Все, способные держать оружие… Штурмфогель (сборник)
Шрифт:
Проснулся Штурмфогель в смятении и тревоге и даже первые десять секунд не мог вспомнить, кто они, эти обступившие его полуголые татуированные красавицы… Но потом вспомнил.
И хотя поясницу все еще ломило, он протянул руку к Айне и погладил ее по гладкому прохладному бедру.
Берлин, 3 марта 1945.14 часов 15 минут
Хельга (она же Гелена Маллё, она же Рита Вагнер, она же – и это ее первое, еще детское имя – Ута Вендель) чувствовала себя скверно. Воистину правы были японцы, когда писали: «Если воину предоставляется выбор между жизнью и смертью, воин выбирает смерть». Сейчас она даже не могла
Наверху все было точно так же: просторное, однако же предельно изолированное помещение, хорошая еда – и те же две охранницы. И разумеется, вопросы, вопросы и вопросы. Не подряд, что было бы, наверное, легче, но – в любую минуту либо ее вызывали в кабинет Круга, начальника отдела, либо сам Круг приходил к ней и задавал очередной вопрос: как правило, непонятно о чем. То есть вопросы-то были понятны – непонятно было, что он хочет выяснить, получив очередной ответ.
Куда смотрел допрашивавший ее офицер: прямо в глаза, в переносицу, в скулу, на ухо?
(На грудь он смотрел. Я была голая и с петлей на шее.)
Когда допрашивавшие переговаривались между собой, кто из них говорил громче?
И так далее…
Но не это донимало Хельгу. А – непонятное пока ей самой томление, чем-то сходное с любовным, но более грубое и более горячее.
Обжигающее.
Ей приходилось сдерживать себя изо всех сил, чтобы не начать метаться по комнатам и коридорам, оставленным для ее прогулок. Внизу – было проще: тамошнее тело, лишившись души, тут же засыпало. Верхнее же тело, предоставленное самому себе, все порывалось наделать глупостей: например, соблазнить Круга…
Пока что ей удавалось в последний момент вернуться и взять управление на себя, но долго ли такое везение могло продолжаться? Тем более что и сознание было подвержено странностям – и чем дальше, тем сильнее.
Хельга была хорошей лыжницей – и сейчас она чувствовала себя несущейся вниз по незнакомому склону, который становится все круче и круче. Она боялась, что не успеет повернуть или затормозить, когда это потребуется, – и все же втайне рассчитывала на свою реакцию и удачу…
Но Волков не оставил ей шансов, и, когда прошло отмеренное время, уже некому было ни тормозить, ни поворачивать.
Просто в один миг Хельга перестала быть хозяйкой своих тел и даже своего сознания. Ее будто посадили в стеклянную банку, полную каких-то дурманящих эфиров, и оттуда она в холодном ужасе наблюдала за действиями и трансформациями своего верхнего тела…
Сразу после того, как ее отключило от управления и тело перестало слушаться и давать отчеты (она не сразу осознала происшедшее), – руки спрятались так, чтобы охранницы не могли заметить их, и только краешком зрения Хельга с ужасом следила, как истончаются и удлиняются пальцы, стремительно растут ногти, превращаясь в острейшие ланцеты. Под кожей мелко двигались, прорастая, новые сухожилия и мышцы.
Наверное, что-то подобное происходило и с ногами, но через пижамные брюки не было пока видно ничего.
…И Нойман, и Круг допустили типичнейшую ошибку профессионалов: если какое-то явление не случается никогда или хотя бы достаточно долго, значит его можно не опасаться и даже не принимать в расчет. Концлагеря
Волков не был ни Магом, ни Властителем. Но он хорошо знал, как из простого человека сотворить подобие Властителя, – и умел это делать. Обычно получалось – на час, на два. Редко – на сутки. Однажды – на несколько суток. Он не мог задавать срок, срок зависел от самой жертвы, от каких-то внутренних, еще не раскрытых свойств.
Потом наступал распад. Сначала – личности, а потом и тела…
…Хельга не могла даже взглянуть на что-либо по своей собственной воле. Ее несли в банке с окошечком, и куда окошечко поворачивалось, туда она и смотрела. Так, она видела, как была убита одна из охранниц: длинные острые пальцы пробили ее грудь. Но что случилось со второй – Хельга не видела, а видела только, как чудовище переступает через изломанное тело с вдавленным внутрь лбом. Потом чудовище осмотрелось. Кажется, никто ничего не услышал…
Оно отволокло трупы в дальний темный угол, само же прилегло на кровать Хельги, укрылось с головой одеялом и стало превращаться дальше.
Женева, 3 марта 1945.19 часов
– Алло! Барышня, соедините меня с Ватиканом!
Это был пароль, но Лени все равно рассмеялась – Штурмфогель произнес эти слова таким царственным басом, что телефонная мембрана загудела.
– Соединяю. Но его святейшество сейчас играет в поло.
– Тогда, может быть, мы встретимся с вами? Посидим не торопясь, попьем кофе…
Лени вспомнила маленькую таблицу кодовых слов и выражений. Штурмфогель только что сказал, что ждет ее через полчаса в кафе казино «Ройал».
– Кофе, – согласилась она. – Но только кофе. Без ликера.
Это означало, что за ней могут следить.
– Тогда со сливками… – Он прикроет.
– Договорились…
Неожиданно для себя она чмокнула воздух возле микрофона и повесила трубку. Щеки пылали.
Женева, 3 марта 1945.19 часов 45 минут
– Ты прекрасно поработала, девочка, – сказал Штурмфогель, выслушав ее. – Теперь давай обозначим, как мы будем жить дальше. Я не хочу таскать тебя на связь слишком часто, это небезопасно. Почти все провалы бывают на связи… да ты и сама знаешь.
– Провалы бывают в основном на облавах, – сказала она. – Когда всех сгоняют в кучу, а потом с мужчин спускают штаны и смотрят…
– Мы поговорим и об этом. – Штурмфогель поморщился почти болезненно. – Когда обстоятельства позволят. Не сейчас.
– Ты просто не хочешь этого знать, вот и все. Так спокойнее. Правда?
Он не ответил.
Кафе располагалось на балконе – над игровым залом. Посетителей было мало, игроков еще меньше. Вот после одиннадцати…
Штурмфогель поставил свой бокал на широкие перила, обитые зеленым бархатом. Посмотрел вниз.