Все, способные держать оружие… Штурмфогель (сборник)
Шрифт:
Я пошел почти налегке: со стареньким «березиным». Почему-то за столько лет службы, перепробовав несколько сот образцов оружия, я вернулся именно к нему, вроде бы вполне заурядному пистолету выпуска шестьдесят шестого года. Он не отличался ни сверхточностью, ни особой скорострельностью из-за сильной отдачи – сказывалось использование очень мощного маузеровского патрона. Кроме того, он крупноват и тяжеловат. Тут уж, однако, как в том анекдоте: если у тебя такие слабые руки, так чего ж ты замуж пошла? Но зато по законам каких-то неуловимых гармоний «березин» совершенно не чувствуется в руке как посторонний предмет
И опять какие-то тревожащие меня разговоры о грядущем переходе на еще более легкий патрон…
Нет, все-таки военный пистолет – это в первую очередь мощный пистолет. Это касается и стрельбы в помещениях – просто надо уметь попадать туда, куда нужно, а не туда, куда получается. Я знаю, что есть другие мнения, но я сомневаюсь, что мои оппоненты решились бы отстаивать свою правоту, так сказать, практически.
На доме у входа висела медная табличка: «Чтим законы». Лестница, против ожидания, была чистая и даже освещенная, пусть и слабыми лампочками. Купец Гильметдинов держал марку… Мы поднимались тихо, прислушиваясь. Дом пока спал.
Нужная нам дверь была обита рыжеватой искусственной кожей. Открывалась она, согласно правилам противопожарной безопасности, внутрь квартиры – так что теоретически могла быть просто выбита хорошим согласным ударом. Я осмотрел замки: обычные, ничем не примечательные. И не было признаков того, что накладки вокруг скважин недавно снимали – а без этого замка не сменишь. Так что ожидать можно было только баррикады по ту сторону двери.
Я достал стетоскоп, приложил к скважине. Посапывание слышно хорошо. Похоже, что и баррикады нет…
Полицейский минер выпустил из баллончика струю сероватой пены: по замкам, выше их и ниже. Воткнул в пену полоску целлулоида, поджег. Мы отошли на несколько шагов. Ахнуло глухо, все заволокло пылью и дымом. Чем-то подобным подорвали сегодня контору гейковцев. Только использовали не доли грамма, а с килограмм. Или даже больше.
Первыми ворвались два огромных сержанта, дав несколько вспышек парализующих ламп. Во вспышках: вижу перед собой переплетенные тела псов, настолько чудовищные и невероятные, что кажутся картинками из «Доктора Моро». Что-то длинное вытянулось у окна, а в кровати сидят мальчик и девочка, и девочка заслоняет мальчика собой, прячет за спину… Автоматы бьют не оглушительно, но все же с громкостью барабана. Псы визжат.
Уже горит яркий постоянный свет – один из тех, кто входит за мной, всаживает в потолок осветительную гранату. Минута ровного света нам обеспечена.
Вовремя.
Пес бросается на меня, как отскочивший от поля мяч. Пуля не останавливает его, только переворачивает. Вижу белое брюхо, раскинутые лапы. Сверкают в стороны брызги крови и мозгов. Полцентнера костей и мускулов бьют меня в грудь, я отлетаю к стене. Когда встаю,
Звон стекла.
Длинной тени у окна нет.
Собаки еще пытаются ползти, дергают лапами.
Мальчика и девочку держат по двое, но все равно не могут удержать. Они голые и, наверное, скользкие. И у них острые ногти, один из полицейских отшатывается, зажав ладонью глаз. Девочка – бешеные глаза! не бывает такой ненависти… – рвет ногтями свое горло. У нее что-то остается в руке, а черная яма пониже подбородка вдруг заполняется красным – и тугими струями выхлестывает невыносимо алая кровь…
Вторая пара крепко держит мальчика, он борется молча, но его все-таки прижимают к полу – среди растерзанных пулями псов – и сковывают: руки за спиной – одна пара, ноги вместе – еще одна пара, и третья пара наручников – вперекрест: левая рука с правой лодыжкой. Теперь он может попробовать откромсать себе яйца… уже не сможет: полицейский маленькими блестящими никелированными кусачками сламывает приклеенные к ногтям лезвия. А потом надевает четвертую пару наручников: повыше локтей.
От этого не освободился бы и Гудини… да и я – даже в лучшие годы…
Доклад снизу: «Парашютист».
Кто?
«Сорокина В. П. Насмерть».
Что ж, следовало ожидать…
Подхожу к окну. М-да… в запарке допустить такое…
Стоят наши машины. Две. Стандартнейшие фургоны. Совершенно одинаковые. Со светящимися вензелями на крышах «TR». Причем – стоят только наши. Других нет.
Кто угодно заподозрит неладное. Хорошо – мы опоздали на секунды. Даже не на минуты, нет. И все равно: взят один из трех…
Из трех ли? На раз-два-три – осмотреть помещение по углам и чуланам, под кроватями и на шкафах…
Никого.
Слушайте, ребята, что же это делается-то в мире? Даже мне – жутко. Не было такого раньше. Вот сдохнуть мне – не было.
Мальчишку плотно заворачивают в одеяло и несут вниз.
Осматриваю глаз нашему раненому. Слава всевышнему, яблоко вроде бы цело. Нет этой прозрачной слизи. Но веки в клочья, бровь в клочья…
Подбираю «ногти». Сверкающие пластинки в форме гитарного медиатора. Острые поразительно. Могут быть и отравленные… да нет, вряд ли стали бы. Во сне можно и царапнуться нечаянно…
За дверью сторонний шум. Понятно: жильцы проявляют интерес. Ничего особенного: полиция. Отдел борьбы с наркотиками. Это впечатляет, жильцы ретируются. Управление «Н» пользуется заслуженным (в том числе и нами, «Трио») авторитетом.
И – сиренка «скорой» внизу. Докторов-санитаров-носильщиков встречают, провожают… Вот раненый, ребята. Раненого перевязывают – быстро и осторожно.
Эх, повернись жизнь иначе – пошел бы я на «скорую»…
Командир!
Здесь командир.
Подбегает, весь белый, полицейский – из городских.
– Командир, там внизу…
Труп. Или сто трупов. Или сразу тысяча.
– Там генерал Хижняк. Просит вас на разговор…
С трудом вспоминаю, кто такой Хижняк. Начальник криминальной полиции города, вот он кто.
Четыре часа утра. И что ему не спится?..
Игорь
29.04. Около 06 час. Девятый полк
Мы лежим рядом на холмике в сухой прошлогодней крапиве. Причем на крапиве свежей. Солнце всходит сзади.