Все ведьмы делают это!
Шрифт:
— Пожалуйста, не забудьте купить Вике еще бананов.
Тут сон окончательно портился. Потому что в него (то есть в сон) врывался сиренево-серебристый дракон и, полыхая как взорванная бензозаправка, принимался вопить:
— Изменник коварный! Я отдала тебе лучшие свои бананы, тьфу, то есть годы! Да я тебя знаешь во что превращу?! В унитаз общественного туалета на Курском вокзале! И быть тебе унитазом до конца дней своих! И пусть твой сливной бачок постоянно ломается!
Понятно, что после подобных сновидений человек просыпается в холодном поту и судорожно пересчитывает свои конечности. И романтические
Но когда приходила Инари, все страхи и сомнения казались Авдею смешными. Главным становилось то, что он мог коснуться узкой нежной ладони, слушать голос, любоваться посадкой головы и плавной линией бедра… Благо еще то, что Татьяна Алексеевна тоже как бы ослепла в своей очарованности прекрасной японкой и не замечала явных симптомов влюбленности своего непутевого зятя. А то Авдею кошмарные сны точно показались бы явью.
Более того, Татьяна Алексеевна отнюдь не препятствовала весьма частым совместным прогулкам Инари и Авдея то в Третьяковку, то на Воробьевы горы, безропотно оставаясь дежурить с Машкой и Дашкой. А влюбленный и оттого полный вдохновения писатель отправлялся со своей пассией на дачу в Переделкино — любоваться снегом.
Снега для начала зимы действительно выпало много. Авдей и Инари бродили по узким тропинкам сонного парка, любовались деревьями, похожими на девочек-католичек, одетых к конфирмации…
— В Японии, — говорила Инари, — есть праздник снега. Мы очень любим это время. Тоже уезжаем в парки или в дальние горные монастыри, где снег лежит, как нетронутое полотно… Там прекрасно!
— Я не позволю вам уйти в монастырь, Инари, — улыбался Авдей. — На кого вы меня оставляете?
Инари смотрела на него с непониманием. А потом — с пониманием и испугом в темных глазах.
— Не следует этого говорить, Аудэу-сан…
— Почему? — дыхание Авдея смешивалось с дыханием Инари.
— Вы женатый человек. У вас есть дети.
— Да. И что из этого, если я люблю вас?
— Аудэу-сан…
Хлопья снега падают на целующихся мужчину и женщину. Тишина стыдливо обходит их стороной.
— О Аматэрасу! Я чувствую себя преступницей…
— Скорее, это я преступник. Инари, сокровище мое, ну перестань плакать.
— Ах, Аудэу! Ведь я стала сестрой Вики! Мы принесли друг другу обещания вечной дружбы. А я предала ее, посягнув на того, чье сердце должно принадлежать только ей одной! Будь на моем месте даже дешевая гейша из веселого квартала, и то не сотворила бы того, что сотворила я!
— У нашего преступления есть смягчающие обстоятельства. Мы полюбили друг друга.
Авдей вновь целует мокрое от слез и снега лицо Инари, но та вырывается из его объятий и отходит, отрицательно качая головой.
— Нет. Прошу вас, Аудэу-сан, выслушайте меня! Вы полюбили меня не по своей воле!
— Что за чепуха, Инари…
— Это правда. Неужели вы забыли, что я — тоже дракон, как и ваша супруга?
— А это что-то означает?
— Да. Дело в том, что природные драконы имеют свойство возбуждать любовь к себе, очаровывать людей. И я очаровала вас, потому что…
— Что?
— Полюбила. Я увидела вас давно, случайно… Вы выступали по телевидению в каком-то шоу, и я… Ваш образ будто нарисовали тушью в глубине моего сердца. Потом я встретилась с русскими драконами,
— Что?!
— Это сложный обряд у природных драконов, при котором решившие породниться узнают все о жизни и мыслях друг друга. Так я узнала, что мой возлюбленный уже несвободен и принадлежит моей подруге.
— А что о тебе узнала Вика?
— Что я страдаю от неразделенной любви, — слабо улыбнулась Инари. — К некоему неизвестному.
— Инари, милая… Моя любовь к тебе…
— Молчите, умоляю вас! Это были только чары. И еще, — Инари решительно пошла по тропинке прочь из леса; лицо ее светилось неестественной бледностью. — Это моя вина в том, что вас не узнаёт Вика. Помните тот раз, когда вы пришли с господином магом и господин маг превратился в змея? Я солгала Вике, что господин маг — ее супруг, поэтому она так и обрадовалась ему…
— Боже мой… Но почему она потеряла сознание, когда увидела меня?
— Простите, Аудэу…
— Говорите же!
— Я сказала ей, что вы зубной врач, пришедший ее осмотреть. Я же знаю, что Вика смертельно боится стоматологов,
Авдей чуть в сугроб не сел.
— Теперь понятно, — после тяжелого молчания сказал он, — почему Вика всегда встречает меня таким ревом…
Инари опустила глаза.
— Простите меня, — прошептала она. — Это все из-за любви к вам. Мне хотелось, чтобы вы подольше побыли со мной. Я преступница. Вы вправе меня презирать.
Авдей неловко обнял Инари:
— Успокойся. Пожалуйста. Что ж теперь делать…
Инари только вздохнула.
Они встречались почти каждый день. Авдей говорил теще, что едет снова навестить Вику, а сам, чувствуя себя полным негодяем, покупал букет белых камелий и шел на свидание с Инари. Японка встречала его в своей маленькой квартирке, снятой для нее корпорацией «Новый путь». Инари улыбалась, устраивала чайную церемонию, но за ее грациозностью, улыбкой и нежной речью угадывалась печаль.
— Нет, нет, Аудэу, — качала она головой, когда Авдей, изнемогая от страсти, принимался развязывать пояс ее кимоно. — Я не позволю вам этого.
— Но почему?!
— Как я посмотрю в глаза вашей жене? Нет. Все что угодно, но только не это…
Авдей отступал перед такой твердостью. Иногда японка представлялась ему изысканно-недоступной и холодной, как вода из горного родника. О Вике он никогда не думал подобным образом. Вика была огненной женщиной. Во всех смыслах.
Раздираемый между страстью и долгом, Авдей и не заметил, как читающая общественность принялась вовсю трубить о десятилетии его литературной деятельности. Он вспомнил о том, что является не просто писателем, но еще и почетным членом элитарных ПЕН-клубов, председателем жюри ежегодной литературной премии «Сателлит», присуждаемой молодым авторам. Вспомнил потому, что ему принялись звонить из всех этих организаций и учреждений, выясняя, каким образом писатель Белинский, краса и гордость российской фэнтези, собирается отметить столь значимую дату. Авдей растерялся: ему сейчас только помпезных торжеств и не хватало, особенно если учесть, что дома дети смотрят на папу как на врага всех покемонов, а теща недвусмысленно намекает на то, что она в гувернантки не нанималась…