Все зависит от нас
Шрифт:
М-да… Зато убийцей «основоположника советской генетики» его теперь точно называть не будут — на своём супермарафонском допросе я упомянул и ДНК, и овечку Долли, и Вавилова, так что последнего, по словам Колычева, извлекли из тюрьмы, откачали, откормили и теперь он трудится в какой-то шарашке. На свободу бывшего оппонента Лысенко не выпустили, уж не знаю почему, но возможность работы по специальности дали. Так что, глядишь, лет через сорок первая «Долли» появится именно у нас.
А потом, дефилируя по залу, столкнулся с мужиком в парадной америкосовской форме. Причём столкнулся в прямом смысле этого слова — я ему случайно чуть бокал из руки не выбил. Извинился, конечно, но сразу не ушёл, и мы зацепились языками. Майор Вильям Флэтчер прибыл в американскую военную миссию в Москве меньше месяца назад, и это был его первый выход в свет. Поэтому янки пребывал в щенячьем восторге, и ему всё вокруг
Вот я и завис, всё это слушая. Интересная картинка получается: выходит, Сталин, с одной стороны, сливает информацию японцам — во всяком случае насчёт Мидуэя у меня сильные подозрения есть, а с другой — осуществляет поставки советского оружия и снаряжения американцам. То есть шлёт за океан не сырьё, а готовую продукцию, причём военного назначения и очень нужную США. То-то я думал, чем это наши так штатовцев заинтересовали, что они автомобильные заводы у нас построили. А вот оказывается чем… Так что это какой-то обратный ленд-лиз получается, и после его подсчётов ещё неизвестно, кто кому больше должен будет, особенно если учесть, что с Америки нам сейчас военного снаряжения практически не идёт — своего вполне хватает. И если будет «холодная война», настроить против Советского Союза человека, которому жизнь спас русский бронежилет, будет уже гораздо тяжелее. Да уж… Это сколько же сейчас америкосов постоянно имеют перед носом надпись — «Сделано в СССР»? А ведь это, как ни крути, пропаганда…
Уточнив у майора ещё некоторые детали, я с ним распрощался и в задумчивости пошёл прогуливаться дальше. Ну Виссарионыч, ну жук! Он, значит, янки «фаустпатроны» первых выпусков и «броники» устаревшего образца сбагривает, а те их и хватают, повизгивая от восторга. Ну прямо как они нам, когда в реальной истории свои неликвиды сбагривали, а мы радовались и этому барахлу. А если учесть, что на фронте я недостатка во всей перечисленной американцем продукции не замечал, выходит, это снабжение идёт без обделения своей армии. Однако «дядя Джо»… Молодец, по-другому и не скажешь!
Так, барражируя по залу, я то смотрел выступление артистов, то общался со знакомыми и незнакомыми людьми, пока в конце концов не набрёл на группу писателей и эти творческие личности в пять минут споили слабохарактерного Лисова, поэтому отъезд домой помню плохо.
Потом был перерыв в четыре дня и опять Кремль с попойкой, на этот раз по случаю награждения орденом Ленина. Это меня за осеннюю разведку облагодетельствовали, когда мы предотвратили фланговый удар корпуса Роммеля. Там всё шло штатно, за исключением того, что на последующей за награждениями пьянке увидел живого Брежнева! Нет, я знал о его существовании, и даже воевали мы недалеко друг от друга, но как-то никогда не сталкивались. Поэтому сейчас, выпучив глаза, наблюдал знакомые брови и всё, что к ним прилагается. Офигеть! Бровеносец оказался здоровенным мужиком, выше меня чуть не на полголовы. Вот уж никак этого не ожидал, помня невменяемого старичка в телевизоре и его «сиськи — масиськи», и «сосиски сраные», соответственно — систематически и социалистические страны. Здесь же «масисек» не было и в помине. Брежнев, сверкая новенькой звездой Героя, полковничьими погонами и свежим шрамом от уха до подбородка, был весел, бодр и поднимал тосты с пулемётной частотой. Я, слегка отойдя от обалдения, понял, что просто так мимо пройти не могу. Это было выше моих сил, ведь как ни крути — Сталин и прочие для меня просто исторические персонажи, а этот — при мне правил. Поэтому, подрулив к незабвенному Леониду Ильичу, сначала тактично вставил пару реплик, а потом представился. Брежнев несколько секунд шевелил своими устрашающими бровями, что-то вспоминая, а потом зарокотал:
— Лисов
Оба-на! Вот так вот! Я чуть бокал не проглотил. Даже слов нет — «просто Леонид»! Меня разобрал какой-то нерв-ный смех, а потом, чтобы объяснить своё поведение, сказал, что вспомнил анекдот в тему. Рассказал — поржали. Потом анекдот рассказал «просто Леонид», опять поржали. Потом выпили и я опять ввернул что-то смешное. Опять выпили. В общем, через какое-то время Брежнев предложил выпить на брудершафт. Я согласился, но от поцелуев, помня его подозрительную привычку, категорически отказался. Под конец вечера мы уже скантовались настолько, что он держал непривыкшего к таким скоростям поглощения спиртного Лисова за локоть, а я заплетающимся языком пытался донести до него мысль, что парень он отличный, но вот четыре геройские звёзды и орден матери-героини — это явный перебор. Лёня согласно кивал и отвечал, что за такое вообще убивать надо. По-моему, он плохо соображал, что я говорю, да и у меня никак не получалось чётко донести свою мысль. Потом мы немного тихонько попели про то, что «по Дону гуляет казак молодой», и расчувствовавшийся Ильич, всё-таки словив момент, умудрился смачно меня чмокнуть. Тьфу! Вот гомосек тайный! Пока я полоскал рот коньяком, Брежнев успокаивающе гудел рядом. А через какое-то время к нам присоединились майор-лётчик с капитаном морской пехоты, и свеженагражденный Лисов чуть было опять не впал в алкогольную нирвану. Правда, на этот раз, помня, насколько мне было нехорошо после получения премии, втайне перешёл на минералку и поэтому окончание вечера встретил бодрячком. Но, как выяснилось уже ночью, мне это только казалось… Обнимая белого фаянсового друга, с ожесточением думал, что отныне, какой бы ни был повод, ничего крепче сока в рот не возьму. Это местные привычны квасить как лошади, а у меня организм плохой, экологией подорван, и тягаться с ними — просто опасно для здоровья…
На следующий день с квадратной головой и красными глазами сначала привидением шатался по конторе, а потом, уже очухавшись, поймал Колычева, снова пристал к нему, интересуясь результатами французских переговоров. Когда спрашивал ранее, командир отвечал, чтобы не лез не в своё дело. Но тут, когда меня очередной раз послали, я проявил упёртость:
— Товарищ генерал-полковник, что значит «результаты тебя не касаются»? Они всех касаются! А меня — в первую очередь! Как я могу работать, если и в дальнейшем конечный результат моей деятельности от меня же будут засекречивать?
— Товарищ подполковник, вы соображаете, что вы говорите?! Или понятие «секретность» — не для вас?! Идите и занимайтесь своим делом!
Тут я не выдержал и заорал:
— Каким делом? Опять евреями? Так все мои выкладки у вас, а в одиночку устроить захват Палестины я не способен!
Иван Петрович тоже не выдержал:
— Прикажут — будешь способен! А сейчас иди к Малахову, он тебя работой нагрузит!
Идти к этому зануде-востоковеду совершенно не хотелось, поэтому, сбавив тон, я заявил:
— Тащ генерал-полковник, а ведь я уже год без отпуска, хоть по уставу и положен. Разрешите неделю взять?
Командир удивился:
— Зачем тебе в отпуск? Что ты там делать собираешься?
— Покупкой квартиры для Пучкова займусь — денег-то у меня теперь много…
Колычев, услышав про квартиру, опять вскипел:
— Ты снова за старое?! И кстати, про деньги, вот. — Он выдернул из папки какую-то бумагу, скользнул по ней взглядом и зашипел: — Как ты мог позволить себе трату государственных денег для личных нужд? Я тебя спрашиваю?! Ты знаешь, как это называется?!
И пошло-поехало… Как говорится — слово за слово, хреном по столу… Вот так, в конце концов, я и оказался вместо отпуска — на губе…
Дверь опять лязгнула, но в камере вместо шныря с обедом появился Колычев собственной персоной. Командир несколько секунд оценивающе осматривал меня, а потом приказал:
— Давай собирайся!
Я сделал руки типа — «Ах» и ехидно спросил:
— Никак амнистия вышла, гражданин начальник? Или без меня ни дня обойтись невозможно?
Иван Петрович поморщился и ответил:
— Ты бы у меня для профилактики все десять суток отсидел. Но сейчас неожиданные дела закрутились. Так что давай быстрее.
Блин, похоже, что-то нехорошее приключилось, поэтому хохмочки надо отставить. Быстро подхватив шинель, я потопал следом за командиром, даже не пытаясь выяснить на ходу, что же произошло. Задержался только получить деньги и карманные вещи, сданные перед посадкой. Когда сели в машину, Колычев коротко бросил водиле:
— На Лубянку…